Читателям > Каталог книг издательства "Москва" > Огонёк в изумрудах > Глава 1. Огонёк
– Да почем мне-то знать, Огонёк? Я грамоте не обучена, спросила бы барина. Он-то точно знает. Ох, ну до чего же ты любопытна! – сокрушалась Дуняша, торопливо размешивая тесто для блинов на завтрак всему семейству. – И потом, разве мало тебе нашего зверья, что поживают в лесу?
– Но про наших я уже все знаю! – сердито топнула ногой Огонёк, обиженно надув губки.
– Да что вы говорите, сударыня? А известно ли Вам, что шибко любопытных рыжеволосых девочек медведь может выкрасть и к себе в берлогу утащить. И ищи-свищи потом, – пошутила кухарка, удовлетворенно заметив испуганный взгляд девчушки.
Зла малышке она никогда не желала, и обижать почем зря не хотела, да только утро у поварихи выдалось уж больно хлопотливым. Весь дом стоял на ушах. Горничные метались из комнаты в комнату, чтобы привести все в порядок.
Огонёк, не получив должного внимания к себе, решила переключиться на дядюшку и выбежала из кухни. Старый граф Петр Ланской ходил кругами по гостиной, то и дело поглядывая в окно и нервно выкуривая уже третью трубку за утро. А ведь он еще даже кофе не пил. А все потому, что этот особенный день ознаменовался приездом на каникулы любимого и единственного сына Петра Михайловича – Андрея, что должен был прибыть с минуты на минуту из московской военной гимназии, в которой проучился без малого два года.
– Дядюшка, а правда, что медведи забирают рыжеволосых девочек в берлогу? – спросила она, чуть не плача, поглаживая свои длинные волосы.
Петр Михайлович отвлекся от нервного ожидания и одарил девочку самой милой отеческой улыбкой.
– Кто тебе такое сказал, мой Огонёк? – он опустился на диван и раскинул руки, призывая ее к себе. Девочка бросилась к дядюшке и удобно уселась у него на коленях. Продолжая всхлипывать, она положила голову ему на грудь. Этот жест умилял старого графа. В такие моменты он готов был бросить весь мир к ногам этой бедной сиротки, которую взрастил как родную дочь.
Огонек было два года, когда сердобольный граф Ланской взял девочку под свое крыло после преждевременной смерти своей верной служанки Марьи, прослужившей в усадьбе графа ровно двадцать восемь лет. Дочь свою она родила поздновато и не могла предвидеть, что Бог отвел ей всего две зимы и два лета в качестве счастливой матери. Отца у малютки тоже не было. На все вопросы об этом Марья решительно отказывалась отвечать и отворачивалась, давая понять, что говорить об том не желает. Марья была из разряда тех женщин, что всегда помалкивают о себе, но с большим вниманием выслушивают любого, одаривая его вежливой или сострадательной улыбкой. Спокойная по своей натуре, она родила совершенно непохожую на себя дочь. Ничем другим, кроме цвета волос, не походила девочка на мать. Огонёк уже с колыбели притягивала к себе внимание. Ее огненно-рыжие, словно летний закат, волосы стали не единственной причиной такого прозвища маленькой Агнии. Живой и пытливый ум, чрезмерное любопытство и огонь, мерцавший в ее глазах, не оставляли сомнений – девчушка точно оправдывала свое прозвище. Малютка не оставила равнодушным и старого графа, так рано потерявшего жену и всегда мечтавшего о дочери. Так Петр Михайлович вырастил ее наравне со своим собственным сыном.
– Вот что я тебе скажу, милая. Твои чудеснее волосы не просто рыжие, они огненного цвета. А все дикие животные страсть как бояться огня. Поэтому тебе не стоит беспокоиться. И потом, я всегда буду рядом и не дам тебя в обиду, поняла? – ласково проговорил граф, вытирая слезы с ее круглых веснушчатых щечек.
– Правда? – она с детской наивностью подняла на него свои зеленые глаза.
– Ну, конечно.
– Даже от Андрюши? – вдруг спросила Огонёк.
Петр Михайлович немного нахмурился. Он знал, что его сын недолюбливал маленькую сиротку и часто ревновал отца к ней, что сильно печалило старика.
– Не волнуйся, Андрей тоже любит тебя. Просто все мальчишки такие в детстве. Сейчас он, должно быть, сделался очень важным и статным и не станет обижать маленькую девочку.
– И вовсе я не маленькая! – вдруг вздернула нос девочка. – Мне почти восемь!
– Ну конечно … Прости, как я мог забыть, – засмеялся старик.
Цокот копыт о каменную плитку и стук колес заставил Петра Михайловича вскочить с места. Он с нетерпеньем выбежал навстречу к только что подъехавшей коляске. Огонёк так и осталась стоять в гостиной, не решаясь двинуться с места.
Экипаж, запряженный двумя вороными, остановился прямо напротив лестницы, ведущей в большой белокаменный дом. Из коляски показалось белое, взволнованное лицо паренька, лет тринадцати.
– Мой мальчик! – воскликнул Петр Михайлович.
При виде отца лицо Андрея растянулось в доброй улыбке, очерчивая на щеках маленькие ямочки.
– Захар, чего же ты стоишь, дурень ты эдакий. Отнеси вещи молодого барина в дом! – скомандовал старик своему лакею, прижимая сына к себе и одарив его неловким скупым объятием.
– Здравствуй, отец!
– Ишь, какой здоровый стал. И выправка сразу видна! – с гордостью заметил Петр Михайлович, похлопывая возмужавшего сына по плечу.
Действительно, надо отметить, что за эти два года, что Андрей провел в гимназии, он сильно подтянулся. Уезжая тощим и на вид болезненным ребенком, он вернулся домой уже налитым здоровьем красивым мальчиком.
Он был рад видеть отца и родную усадьбу. Оглядев снизу доверху весь дом, Андрей вдруг задержался взглядом на окне второго этажа, в котором мелькнуло что-то рыжее и сразу исчезло. Не придав этому значения, отец и сын отправились в дом.
За завтраком Петр Михайлович был необыкновенно оживлен, то и дело отрываясь от еды и принимаясь задавать вопросы Андрюше. Тот даже не успевал подносить вилку ко рту. В основном все вопросы сводились к его успехам в учебе и новостям в Москве. Андрюша отвечал вежливо и подробно, ибо знал, что односложные ответы не удовлетворят любопытство отца. Единственный, кто сидел молча за столом, была Огонёк.
Она едва притронулась к вкуснейшим блинчикам со сметаной, которые в любой другой день уплетала бы за обе щеки, и даже не поднимала взгляда в сторону только что приехавшего сына барина. Слишком велика была еще в ней обида и злость на него, за те проказы и обидные слова, что делал или выкрикивал в ее адрес маленький Андрюша.
Как-то раз он подложил ей под подушку огромную ящерицу и ждал за занавеской ее реакции. Шума тогда было! Весь дом стоял на ушах, а ему хоть бы что. А еще он все время насмехался над ее веснушками и волосами, называя ее конопатой морковкой. Но не это было самым оскорбительным. Однажды, гуляя с соседскими ребятами, он при всех назвал ее служанкой и сказал, что ее место не в барских покоях, а в комнате для прислуги. В ту ночь Огонёк всю ночь проплакала, и напрасно Дуняша пыталась ее утешить. После этого происшествия Петр Михайлович принял решение отослать сына в Москву в военную гимназию. В общем, как-то не сложились у них родственно-дружеские связи. Она побаивалась его и была, пожалуй, единственным человеком в доме, кто не был рад приезду Андрюши.
Глава 1. Огонёк
Деревня Верхние Луги близ Петербурга.
Усадьба графа Ланского.
Лето 1829 года.
– Дуня, ну скажи! – не унималась девочка, всюду следуя за шершавой юбкой кухарки, – почему в нашем лесу не живут обезьяны? Усадьба графа Ланского.
Лето 1829 года.
– Да почем мне-то знать, Огонёк? Я грамоте не обучена, спросила бы барина. Он-то точно знает. Ох, ну до чего же ты любопытна! – сокрушалась Дуняша, торопливо размешивая тесто для блинов на завтрак всему семейству. – И потом, разве мало тебе нашего зверья, что поживают в лесу?
– Но про наших я уже все знаю! – сердито топнула ногой Огонёк, обиженно надув губки.
– Да что вы говорите, сударыня? А известно ли Вам, что шибко любопытных рыжеволосых девочек медведь может выкрасть и к себе в берлогу утащить. И ищи-свищи потом, – пошутила кухарка, удовлетворенно заметив испуганный взгляд девчушки.
Зла малышке она никогда не желала, и обижать почем зря не хотела, да только утро у поварихи выдалось уж больно хлопотливым. Весь дом стоял на ушах. Горничные метались из комнаты в комнату, чтобы привести все в порядок.
Огонёк, не получив должного внимания к себе, решила переключиться на дядюшку и выбежала из кухни. Старый граф Петр Ланской ходил кругами по гостиной, то и дело поглядывая в окно и нервно выкуривая уже третью трубку за утро. А ведь он еще даже кофе не пил. А все потому, что этот особенный день ознаменовался приездом на каникулы любимого и единственного сына Петра Михайловича – Андрея, что должен был прибыть с минуты на минуту из московской военной гимназии, в которой проучился без малого два года.
– Дядюшка, а правда, что медведи забирают рыжеволосых девочек в берлогу? – спросила она, чуть не плача, поглаживая свои длинные волосы.
Петр Михайлович отвлекся от нервного ожидания и одарил девочку самой милой отеческой улыбкой.
– Кто тебе такое сказал, мой Огонёк? – он опустился на диван и раскинул руки, призывая ее к себе. Девочка бросилась к дядюшке и удобно уселась у него на коленях. Продолжая всхлипывать, она положила голову ему на грудь. Этот жест умилял старого графа. В такие моменты он готов был бросить весь мир к ногам этой бедной сиротки, которую взрастил как родную дочь.
Огонек было два года, когда сердобольный граф Ланской взял девочку под свое крыло после преждевременной смерти своей верной служанки Марьи, прослужившей в усадьбе графа ровно двадцать восемь лет. Дочь свою она родила поздновато и не могла предвидеть, что Бог отвел ей всего две зимы и два лета в качестве счастливой матери. Отца у малютки тоже не было. На все вопросы об этом Марья решительно отказывалась отвечать и отворачивалась, давая понять, что говорить об том не желает. Марья была из разряда тех женщин, что всегда помалкивают о себе, но с большим вниманием выслушивают любого, одаривая его вежливой или сострадательной улыбкой. Спокойная по своей натуре, она родила совершенно непохожую на себя дочь. Ничем другим, кроме цвета волос, не походила девочка на мать. Огонёк уже с колыбели притягивала к себе внимание. Ее огненно-рыжие, словно летний закат, волосы стали не единственной причиной такого прозвища маленькой Агнии. Живой и пытливый ум, чрезмерное любопытство и огонь, мерцавший в ее глазах, не оставляли сомнений – девчушка точно оправдывала свое прозвище. Малютка не оставила равнодушным и старого графа, так рано потерявшего жену и всегда мечтавшего о дочери. Так Петр Михайлович вырастил ее наравне со своим собственным сыном.
– Вот что я тебе скажу, милая. Твои чудеснее волосы не просто рыжие, они огненного цвета. А все дикие животные страсть как бояться огня. Поэтому тебе не стоит беспокоиться. И потом, я всегда буду рядом и не дам тебя в обиду, поняла? – ласково проговорил граф, вытирая слезы с ее круглых веснушчатых щечек.
– Правда? – она с детской наивностью подняла на него свои зеленые глаза.
– Ну, конечно.
– Даже от Андрюши? – вдруг спросила Огонёк.
Петр Михайлович немного нахмурился. Он знал, что его сын недолюбливал маленькую сиротку и часто ревновал отца к ней, что сильно печалило старика.
– Не волнуйся, Андрей тоже любит тебя. Просто все мальчишки такие в детстве. Сейчас он, должно быть, сделался очень важным и статным и не станет обижать маленькую девочку.
– И вовсе я не маленькая! – вдруг вздернула нос девочка. – Мне почти восемь!
– Ну конечно … Прости, как я мог забыть, – засмеялся старик.
Цокот копыт о каменную плитку и стук колес заставил Петра Михайловича вскочить с места. Он с нетерпеньем выбежал навстречу к только что подъехавшей коляске. Огонёк так и осталась стоять в гостиной, не решаясь двинуться с места.
Экипаж, запряженный двумя вороными, остановился прямо напротив лестницы, ведущей в большой белокаменный дом. Из коляски показалось белое, взволнованное лицо паренька, лет тринадцати.
– Мой мальчик! – воскликнул Петр Михайлович.
При виде отца лицо Андрея растянулось в доброй улыбке, очерчивая на щеках маленькие ямочки.
– Захар, чего же ты стоишь, дурень ты эдакий. Отнеси вещи молодого барина в дом! – скомандовал старик своему лакею, прижимая сына к себе и одарив его неловким скупым объятием.
– Здравствуй, отец!
– Ишь, какой здоровый стал. И выправка сразу видна! – с гордостью заметил Петр Михайлович, похлопывая возмужавшего сына по плечу.
Действительно, надо отметить, что за эти два года, что Андрей провел в гимназии, он сильно подтянулся. Уезжая тощим и на вид болезненным ребенком, он вернулся домой уже налитым здоровьем красивым мальчиком.
Он был рад видеть отца и родную усадьбу. Оглядев снизу доверху весь дом, Андрей вдруг задержался взглядом на окне второго этажа, в котором мелькнуло что-то рыжее и сразу исчезло. Не придав этому значения, отец и сын отправились в дом.
За завтраком Петр Михайлович был необыкновенно оживлен, то и дело отрываясь от еды и принимаясь задавать вопросы Андрюше. Тот даже не успевал подносить вилку ко рту. В основном все вопросы сводились к его успехам в учебе и новостям в Москве. Андрюша отвечал вежливо и подробно, ибо знал, что односложные ответы не удовлетворят любопытство отца. Единственный, кто сидел молча за столом, была Огонёк.
Она едва притронулась к вкуснейшим блинчикам со сметаной, которые в любой другой день уплетала бы за обе щеки, и даже не поднимала взгляда в сторону только что приехавшего сына барина. Слишком велика была еще в ней обида и злость на него, за те проказы и обидные слова, что делал или выкрикивал в ее адрес маленький Андрюша.
Как-то раз он подложил ей под подушку огромную ящерицу и ждал за занавеской ее реакции. Шума тогда было! Весь дом стоял на ушах, а ему хоть бы что. А еще он все время насмехался над ее веснушками и волосами, называя ее конопатой морковкой. Но не это было самым оскорбительным. Однажды, гуляя с соседскими ребятами, он при всех назвал ее служанкой и сказал, что ее место не в барских покоях, а в комнате для прислуги. В ту ночь Огонёк всю ночь проплакала, и напрасно Дуняша пыталась ее утешить. После этого происшествия Петр Михайлович принял решение отослать сына в Москву в военную гимназию. В общем, как-то не сложились у них родственно-дружеские связи. Она побаивалась его и была, пожалуй, единственным человеком в доме, кто не был рад приезду Андрюши.
