Читателям > Каталог книг издательства "Москва" > Жизнь добропорядочного человека в эпоху перемен > Первая глава книги Алексея Жеребцова "Жизнь добропорядочного человека в эпоху перемен"
Поздняя петроградская осень может вызывать у горожан, и особенно у приезжих, грусть, уныние и тоску. Происходит это оттого, что впереди долгая зима, и по проспектам, улицам и переулкам уже свободно гуляет пробирающий до костей ветер, приносящий с залива сырость, морось и холод. С наступившим долгим ненастьем жителям приходится мириться, им ничего не остается, как только терпеливо ждать возвращения лета, солнца и тепла.
Уже ноябрь, здесь это самое зябкое и темное время года. Горожане, и особенно приезжие, с надеждой ожидают, что скоро, наконец, выпадет снег, тогда на улицах, площадях и в скверах станет светлей, снег понемногу развеет тоску, и на душе будет веселей и покойней.
Николай Беляков уже не первый год живет в Петрограде, но за прожитые здесь годы все никак не может привыкнуть к капризным сезонным климатическим переменам, особенно к весьма значительным, и также сезонным изменениям маршрута небесного светила. Вот и сейчас на часах еще нет и трех пополудни, а уже горит уличное освещение.
За окном обычная безрадостная для этого времени года картина. Пронизывающий ветер с Финского залива раскачивает деревья и фонари. Прохожие, подняв воротники и придерживая руками шляпы, торопятся спрятаться в подворотнях и парадных от этого злого назойливого и безжалостного ветра. Голые ветки деревьев бьются на ветру в какой-то сумасшедшей пляске. Свет фонарей, проникая в окна домов, скачет по стенам и потолкам, отражается в зеркалах, растекается по картинам. От происходящего набегают грусть и тоска, хочется отстраниться от всего этого, разжечь камин, завернуться в плед, смотреть на огонь, ожидать тепла и слушать легкое потрескивание горящих поленьев, приятно нарушающее тишину.
Николай отвлекся от тоскливой картины за окном, но поленился разжечь камин. Он задернул шторы, опустился в кресло и окунулся в размышления и воспоминания.
Сегодня письмом он получил приятное известие: его старинный друг Андрей Вершинин жив, правда, ранен и заканчивает лечение в лазарете, где-то под Черновцами. После выписки Андрею полагается отпуск, и он надеется попасть в Петроград уже в ближайшие несколько дней.
Идет уже третий год войны, она принесла уже много горя, потерь и разочарований, но случаются минуты, когда возвращается уже почти потерянная надежда, и будущее теперь не кажется таким мрачным, бесприютным и холодным.
Николаю вспомнилась последняя встреча с Андреем. Судьба свела их после того, как они потеряли друг друга на целых двадцать лет. Для Николая их встреча оказалась неожиданной и тем еще более приятной. Тогда они провели замечательный вечер, наполненный теплыми воспоминаниями, но это были первые дни войны, и им опять пришлось проститься. Андрей – кадровый офицер, с началом войны был направлен в действующую армию, и два года он регулярно присылал весточки с фронта, но в начале августа переписка оборвалась. Поначалу Николай объяснял отсутствие писем вероятными изменениями в войсках во время боевых действий. Причиной этому могли быть: наступление, передислокация и возникшая после этого неразбериха с почтовыми отправлениями. Письма могли теряться, но нельзя было исключать и другие причины. Время шло, известий от Андрея не было, и Николая стали посещать досадные мысли, он их гнал, но они возвращались. Было невыносимо жаль вновь потерять старинного друга.
Та встреча и возникшая переписка с Андреем рождали надежду, что среди его друзей появится еще один очень близкий ему человек. Все теперешние друзья возникли уже в зрелом возрасте, их достоинства и недостатки сформировались до знакомства с Николаем, и приходилось принимать новых друзей такими, какими они вошли в его жизнь. Андрей – совсем другой случай, они с Николаем росли вместе, их характеры, наклонности и привычки складывались во взаимном влиянии. Та встреча перед отъездом Андрея на фронт и письма возрождали их духовную близость, казалось, их общению и дружбе не может быть препятствий, но переписка оборвалась, и стала таять надежда на продолжение дружбы и новые встречи. Слава богу, все прояснилось. Дурные мысли прочь! Впереди долгая жизнь, и пусть она будет светлой и радостной.
Николай улыбнулся, осмотрелся, шторы плотно задернуты, комната привычно освещена мягким светом, картины на местах, сюжеты и образы на картинах в своих привычных очертаниях, влияния непогоды и ветра, бушующего за окном, уже не чувствуется, и Николай совсем в другом настроении решил отправиться на детскую половину.
Не успел он достичь своей цели, как в прихожей прозвучал колокольчик. Был воскресный день, никого не ждали, прислугу отпустили, поэтому Николай поспешил сам отворить нежданному посетителю. В дверях стоял Иван Андреевич Петровский, старинный друг и наставник еще со времен совместной службы в Москве в компании чаеторговца и также очень близкого Николаю человека Сергея Владимировича Перова.
– Иван Андреевич, дорогой! Не ожидал, и тем более рад, очень рад, – Николай поспешил принять шляпу и пальто у гостя, – бывают в жизни такие счастливые дни! Сегодня это уже вторая нежданная радость!
Иван Андреевич, встретив взгляд Николая, улыбнулся, хотел что-то ответить, но увидев появившуюся в прихожей Лизу, поклонился и обратился к ней: – Елизавета Дмитриевна, здравствуйте! Направляясь к вам, я надеялся, что не станете ругать незваного гостя. Простите, но я недолго сомневался и позволил себе явиться к вам без приглашения. Назначенная встреча сорвалась, и я воспользовался случаем, чтобы повидать вас, мне очень неловко, но не хотелось терять такую возможность увидеть вас, Николая и ваших милых детей.
Лиза подошла и подала ему руку:
– Иван Андреевич, дорогой! Забудьте про эту свою неловкость. Я, правда, вам очень рада, а Николай, посмотрите, просто светится счастьем. Очень мило с вашей стороны, что вспомнили о нас. Пойду, придумаю, чем вас угостить.
– Не беспокойтесь и даже не думайте об этом. Я совершенно...
Лиза остановила его движением руки, повернулась и быстро вышла.
Тут же в прихожую вбежал Сережа, следом за ним появились Юля и Тата. Юля держала маленькую Тату за руку.
Иван Андреевич потянулся к детям, в руках его образовалась коробка конфет:
– Здравствуйте юноша, – Иван Андреевич пожал Сереже руку.
– И вы, юная леди, здравствуйте, не могу удержаться, разрешите поцеловать вас, – он склонился и коснулся губами головки Юли.
– А эту куколку я обязательно должен подержать на руках, – Иван Андреевич протянул Тате коробку конфет, – держи милая, – и подхватил Тату на руки. – Угости сестер и брата этими конфетами, они, эти конфеты, приехали на поезде из другого города.
Иван Андреевич посмотрел на Николая:
– А что? Старшие девочки?
– Старшие – совсем взрослые, сейчас они на воскресных курсах. Нина занимается рукоделием, Зоя совершенствуется в английском.
– Замечательно! Как мне не хватало английского, когда мы с тобой налаживали закупки из Индии. В гимназии и после в университете я изучал латынь, немецкий и французский. В делах не пригодились.
Иван Андреевич отвлекся от воспоминаний и от Николая и с удовольствием следил за Татой и Юлей.
Детям нравилось, когда в доме появлялся Иван Андреевич, старшие дети слушали разговоры взрослых, особенно нравилось, когда все вместе сидели за столом и Иван Андреевич рассказывал интересные и часто забавные истории. Тата подражала старшим, и всем казалось, что она тоже внимательно слушает и понимает, о чем разговаривают взрослые.
Иван Андреевич, заметив, что дети сосредоточились на конфетах и им не терпится исчезнуть из прихожей, обратился к Сереже:
– Скажи, пожалуйста, матушке, чтобы она не хлопотала по кухне. Я с удовольствием попью с вами чаю, и этого будет больше чем достаточно. За чаем хочу расспросить тебя и Юлю о ваших успехах в гимназии.
Он еще раз улыбнулся девочкам:
– Ну, бегите.
Дети ушли, а Николай повлек Ивана Андреевича в свой кабинет:
– От бокала вина, надеюсь, не откажетесь?
– Нет, конечно. Хорошо иметь добрых друзей, когда по делам приезжаешь в другой город, – Иван Андреевич удобно разместился в кресле, – я здесь, собственно, с поручением от Сергея Владимировича, нужно отрегулировать отношения с партнерами. Кажется, у них появилось намерение закрыть дело и уехать в спокойные страны. Хотя где теперь эти спокойные страны?
– Спасибо, что вспомнили нас раньше других своих знакомых. У вас ведь, правда, здесь в Петрограде немало добрых друзей?
Иван Андреевич улыбнулся:
– Да, слава богу. Мне здесь есть с кем увидеться и побеседовать, – улыбка на его лице сменилась озабоченностью. – Ты сказал в Петрограде... Никак не привыкну. Зачем надо было менять название города и к чему? Все же этот город – столица половины Европы и значительной части Азии, он носил данное при рождении имя две сотни лет и в одночасье это свое имя потерял.
– О! Эту перемену я уже давно пережил, мне она тоже не понравилась, но тогда это было вполне объяснимо: начало войны с Германией, всплеск патриотизма, а тут немецкое звучание в названии города.
– Может быть, тогда, в начале войны, в этом можно было найти какой-то резон, можно было это как-то оправдать, но вот прошли два года, и мои сожаления в связи с переименованием только укрепились. Согласись, прежнее историческое название – Санкт-Петербург, подтверждало высокую степень аристократизма столицы, вызывало уважение, звучало величаво, а вот Петроград выглядит много прозаичней, проще и, что важно, совсем без лоска.
Николай протянул Ивану Андреевичу бокал:
– Вы, Иван Андреевич, похожи на человека из другого мира. Кого теперь занимают названия городов? Вспомните ваших партнеров, думающих о спокойных странах. Теперь таких много. Принимая во внимание происходящее в Европе и беспорядки на наших улицах, люди стремятся прежде всего подумать о собственной безопасности и благополучии своих близких, а уж после, на досуге, их может занять забота о красоте, престиже и значении названий государств и их столиц.
– Пойми, Николай, мне дорога историческая ценность в названии города, в нем живет двухсотлетняя история, боюсь, что с переименованием связь с великим прошлым может быть размыта, а то и вовсе утеряна, и Петроград может стать уже совсем другим городом, с иным содержанием и назначением.
– Не пугайте меня, ваши предсказания в последнее время слишком часто сбываются. Лучше поговорим о чем-нибудь другом. А пойдемте-ка завтра в Эрмитаж. Может быть, это исправит ваше настроение и изменит ваши предсказания.
Иван Андреевич рассмеялся:
– Хорошо. Обязательно пойдем. Быть в Петербурге и не посетить Эрмитаж – это немыслимо. Да, ты упомянул о двух приятных событиях сегодняшнего дня. Я понимаю, наша встреча это второе событие, если не секрет, какое было первым?
Николай сделал глоток вина, помолчал немного.
– Я получил письмо от своего старинного друга, с которым была утеряна связь на целых двадцать лет, два года назад он нашел меня и тут же отправился на фронт, мы с ним переписывались регулярно, но в августе переписка оборвалась. Меня стали навещать дурные мысли, но вот сегодня незадолго до вашего появления я просмотрел почту, и там было его письмо, оказалось, он был ранен, теперь в лазарете и скоро должен приехать сюда в отпуск по ранению.
– Ну что же, рад за тебя и твоего друга. Эта война приносит столько бед, страданий и переживаний, и вот простое сообщение, что человек жив, принесло тебе настоящее облегчение и большую настоящую радость.
Еще немного помолчали. Николай в задумчивости смотрел в окно. Иван Андреевич прервал его задумчивость:
– Ты предложил завтра сходить в Эрмитаж. Надеюсь, встреча с партнерами, ради которой я сюда приехал, все же состоится в первой половине завтрашнего дня. После я буду свободен. Можем встретиться, скажем, в три пополудни.
– Прекрасно. Я тоже к этому времени освобожусь. По службе теперь дел совсем немного. Вы ведь уже проехали по городу и имели возможность убедиться, у нас опять волнения, более того, начались перебои с продовольствием, стал пропадать хлеб, очереди образуются еще с ночи, а то и с вечера. На заводах волнения, стачки, митинги. Случается, что солдаты отказываются разгонять митинги и даже, бывает, встают на сторону бастующих. Целый ряд заводов закрыты и заняты военными, среди них и заводы по выделке пороха, где я состою на службе. Надеюсь, это временно и порядок будет восстановлен. Хотя закрытие заводов, введение строгостей и увольнение зачинщиков вряд ли сильно охладит пыл бастующих, и, главное, не решит их проблем. Но с этим надо что-то делать.
– Да, в Москве все очень похоже на то, что происходит здесь. Дело идет к зиме и все, что мы видим на улицах, совсем некстати. Пожалуй, события здесь и в Москве убеждают, что правительство едва успевает реагировать на происходящее и не в силах управлять ни армией, ни финансами, ни производством.
– Иван Андреевич, извините, мы опять возвращаемся к теме, от которой уже попытались уйти, боюсь, разговор о том, что происходит на улицах наших городов, заведет нас в пучину пессимизма. Расскажите лучше, что интересного в московской культурной жизни, я ведь теперь общаюсь преимущественно с инженерами, учеными-химиками и военными. Круг общения изменился, и мне удается встречаться с людьми, связанными с искусством изредка и нерегулярно.
– Не могу сообразить, чем тебя порадовать. Литературные салоны и живописные выставки все больше становятся похожи на уличные митинги и демонстрации. Я не так часто бываю на выставках. То искусство, которое мы с тобой понимаем, любим и почитаем, уступило значительное пространство авангарду как в литературе, так и в живописи. Авторы стали чаще эпатировать зрителя и слушателя, это часто представляется как неотъемлемая и обязательная часть современного искусства. Хотя, если быть объективным, следует признать, что в последние годы все же появились достойные имена и в стане авангардистов. Правда, не все приобретают известность исключительно за счет своего таланта, к сожалению, вокруг некоторых и как будто достойных всеобщего внимания, довольно много мусора, скандалов и сплетен. Когда я ощущаю скандал, во мне возникает какая-то преграда, я не могу ее преодолеть и не готов обсуждать достоинства новых, даже на первый взгляд очень перспективных авторов. Видимо, нужно дать им время, следует дождаться, когда вся шелуха с их образа облетит, и останется только результат замысла и творчества, тогда появится оценка и объективность. Вот такое мое теперешнее непростое восприятие современного искусства. Может, это влияние возраста?
– Возраст тут не причем. Это издержки вашего воспитания. Вы воспитаны в других традициях. Вам ближе то, что хранится в Эрмитаже, Русском музее и Третьяковке и вы правы в том, что новым и талантливым нужно дать время обрести себя и избавиться от лишнего, что мешает нам их понять, почувствовать и принять.
Иван Андреевич заметил Лизу и быстро встал. Она уже некоторое время стояла в дверях кабинета: мужчины были увлечены разговором, и Лизе не хотелось прерывать их, поскольку тема беседы и ей была интересна.
– Лиза, простите. Тут я согласен с Николаем, действительно, имеют место издержки в нашем воспитании, – Иван Андреевич подошел к Лизе и поцеловал ей руку, – мы непозволительно увлеклись беседой и не заметили вашего появления.
– Мне жаль, что я прервала ваш разговор. Пришло время пригласить вас к чаю. Дети растерзали принесенные вами конфеты, нам взрослым не удастся их попробовать.
– Это, конечно, невосполнимая потеря, но только на сегодняшний вечер, – Иван Андреевич встретился взглядом с Николаем и обратился к Лизе, – мы с вашим супругом решили завтрашний день провести в Эрмитаже подле шедевров мировой живописи. Может быть, и вы согласитесь составить нам с Николаем компанию, и я предложил бы возобновить традицию наших прошлых московских лет, когда посещение каждой живописной выставки завершалось ужином в каком-нибудь достойном внимания ресторане. Если возражений нет, я бы предложил выбор ресторана оставить за вами, Лиза. Там мы и закажем десерт, после которого про неиспробованные конфеты никто никогда не вспомнит.
– Очень милое предложение, Иван Андреевич. Ваше появление всегда как свежий ветер, разгоняющий сумрак наступающей неизвестности, и предложение ваше очень кстати, только выбор ресторана позвольте передать Николаю. Нам всем и правда следует поднять настроение, отвлечься от происходящего вокруг, – Лиза взглянула на Николая и продолжила, – у Николая на службе какие-то беспорядки, производство остановлено, и он теперь больше времени проводит дома. Скажу откровенно, я этому даже рада. Будь он завтра на службе – сидеть тогда мне здесь в четырех стенах, а тут открывается перспектива посещения Эрмитажа, причем в вашей компании.
Николай отставил бокал. Ему стало казаться, что Лиза и Иван Андреевич слишком увлеклись беседой и забыли про него, он поднялся со своего места и с подчеркнутой вежливостью обратился к супруге:
– Считаю необходимым вас поправить, Елизавета Дмитриевна, причина решения посетить Эрмитаж не в том, что беспорядки и остановлено производство, а в том, что нас почтил своим присутствием Иван Андреевич. Никакая занятость по службе не лишила бы меня удовольствия побродить с ним вместе по залам Эрмитажа. Однако пойдемте к столу, чай следует пить горячим.
Старшие девочки Нина и Зоя вернулись после курсов и вышли к чаю. Иван Андреевич не удержался и каждую троекратно расцеловал.
– Девочки, девочки, уже совсем барышни! Извини, Николай, не могу удержаться, чтобы не пригласить этих красавиц пойти завтра с нами в Эрмитаж, – Иван Андреевич переглянулся с Николаем и вновь обратился к девочкам, – мы с вашими родителями уже сговорились посвятить завтрашний день высокому искусству, так что прошу и вас присоединиться к нашему обществу.
Нина и Зоя были близки по возрасту, но совсем не похожи – ни внешностью, ни характером. Нине уже исполнилось семнадцать, Зоя была на год моложе. Нина отличалась тихим, спокойным нравом, ее привлекало все, что сопряжено с домом и ведением домашнего хозяйства. Нине предстояло закончить последний класс гимназии, она была прилежной ученицей, но какими-то особыми способностями не выделялась. Будущее ее виделось в тихой и благополучной семейной жизни.
Зоя, напротив, отличалась способностями к освоению знаний, усидчивостью и настойчивостью, она была одной из первых учениц в гимназии. В детстве Нину более всего интересовали куклы, а потом в юности – наряды, балы и визиты. Постоянной спутницей Зои с юных лет была книга, и в этом увлечении она превзошла свою матушку.
Когда девочки подрастали, Лиза беспокоилась, что они слишком много времени проводят в играх, и не так много, как ей бы хотелось, читают, но пришло время и Зоя совсем оставила кукол на попечение старшей сестры, взяла в руки книгу и больше с ней не расставалась. Поначалу это пришлось по душе Лизе, но вскоре стало ее новым беспокойством. Манера держаться, внимательный и строгий взгляд Зои часто держали на расстоянии или отпугивали ее потенциальных кавалеров.
На предложение Ивана Андреевича о совместном походе в Эрмитаж девочки откликнулись по-разному. Зоя оживилась – для нее посещение Эрмитажа в компании отца и Ивана Андреевича было значимым событием. Она любила общество Ивана Андреевича, ожидала услышать от него необычные комментарии и неизвестные ей истории, связанные с картинами или их авторами. Ей казалась заманчивой и приятной перспектива не просто послушать разговор отца с Иваном Андреевичем об искусстве, но и даже поучаствовать в беседе. Нина же никак не отреагировала на приглашение, ее мало интересовала живопись и тем более разговоры об искусстве.
Первая глава книги Алексея Жеребцова "Жизнь добропорядочного человека в эпоху перемен"
Поздняя петроградская осень может вызывать у горожан, и особенно у приезжих, грусть, уныние и тоску. Происходит это оттого, что впереди долгая зима, и по проспектам, улицам и переулкам уже свободно гуляет пробирающий до костей ветер, приносящий с залива сырость, морось и холод. С наступившим долгим ненастьем жителям приходится мириться, им ничего не остается, как только терпеливо ждать возвращения лета, солнца и тепла.
Уже ноябрь, здесь это самое зябкое и темное время года. Горожане, и особенно приезжие, с надеждой ожидают, что скоро, наконец, выпадет снег, тогда на улицах, площадях и в скверах станет светлей, снег понемногу развеет тоску, и на душе будет веселей и покойней.
Николай Беляков уже не первый год живет в Петрограде, но за прожитые здесь годы все никак не может привыкнуть к капризным сезонным климатическим переменам, особенно к весьма значительным, и также сезонным изменениям маршрута небесного светила. Вот и сейчас на часах еще нет и трех пополудни, а уже горит уличное освещение.
За окном обычная безрадостная для этого времени года картина. Пронизывающий ветер с Финского залива раскачивает деревья и фонари. Прохожие, подняв воротники и придерживая руками шляпы, торопятся спрятаться в подворотнях и парадных от этого злого назойливого и безжалостного ветра. Голые ветки деревьев бьются на ветру в какой-то сумасшедшей пляске. Свет фонарей, проникая в окна домов, скачет по стенам и потолкам, отражается в зеркалах, растекается по картинам. От происходящего набегают грусть и тоска, хочется отстраниться от всего этого, разжечь камин, завернуться в плед, смотреть на огонь, ожидать тепла и слушать легкое потрескивание горящих поленьев, приятно нарушающее тишину.
Николай отвлекся от тоскливой картины за окном, но поленился разжечь камин. Он задернул шторы, опустился в кресло и окунулся в размышления и воспоминания.
Сегодня письмом он получил приятное известие: его старинный друг Андрей Вершинин жив, правда, ранен и заканчивает лечение в лазарете, где-то под Черновцами. После выписки Андрею полагается отпуск, и он надеется попасть в Петроград уже в ближайшие несколько дней.
Идет уже третий год войны, она принесла уже много горя, потерь и разочарований, но случаются минуты, когда возвращается уже почти потерянная надежда, и будущее теперь не кажется таким мрачным, бесприютным и холодным.
Николаю вспомнилась последняя встреча с Андреем. Судьба свела их после того, как они потеряли друг друга на целых двадцать лет. Для Николая их встреча оказалась неожиданной и тем еще более приятной. Тогда они провели замечательный вечер, наполненный теплыми воспоминаниями, но это были первые дни войны, и им опять пришлось проститься. Андрей – кадровый офицер, с началом войны был направлен в действующую армию, и два года он регулярно присылал весточки с фронта, но в начале августа переписка оборвалась. Поначалу Николай объяснял отсутствие писем вероятными изменениями в войсках во время боевых действий. Причиной этому могли быть: наступление, передислокация и возникшая после этого неразбериха с почтовыми отправлениями. Письма могли теряться, но нельзя было исключать и другие причины. Время шло, известий от Андрея не было, и Николая стали посещать досадные мысли, он их гнал, но они возвращались. Было невыносимо жаль вновь потерять старинного друга.
Та встреча и возникшая переписка с Андреем рождали надежду, что среди его друзей появится еще один очень близкий ему человек. Все теперешние друзья возникли уже в зрелом возрасте, их достоинства и недостатки сформировались до знакомства с Николаем, и приходилось принимать новых друзей такими, какими они вошли в его жизнь. Андрей – совсем другой случай, они с Николаем росли вместе, их характеры, наклонности и привычки складывались во взаимном влиянии. Та встреча перед отъездом Андрея на фронт и письма возрождали их духовную близость, казалось, их общению и дружбе не может быть препятствий, но переписка оборвалась, и стала таять надежда на продолжение дружбы и новые встречи. Слава богу, все прояснилось. Дурные мысли прочь! Впереди долгая жизнь, и пусть она будет светлой и радостной.
Николай улыбнулся, осмотрелся, шторы плотно задернуты, комната привычно освещена мягким светом, картины на местах, сюжеты и образы на картинах в своих привычных очертаниях, влияния непогоды и ветра, бушующего за окном, уже не чувствуется, и Николай совсем в другом настроении решил отправиться на детскую половину.
Не успел он достичь своей цели, как в прихожей прозвучал колокольчик. Был воскресный день, никого не ждали, прислугу отпустили, поэтому Николай поспешил сам отворить нежданному посетителю. В дверях стоял Иван Андреевич Петровский, старинный друг и наставник еще со времен совместной службы в Москве в компании чаеторговца и также очень близкого Николаю человека Сергея Владимировича Перова.
– Иван Андреевич, дорогой! Не ожидал, и тем более рад, очень рад, – Николай поспешил принять шляпу и пальто у гостя, – бывают в жизни такие счастливые дни! Сегодня это уже вторая нежданная радость!
Иван Андреевич, встретив взгляд Николая, улыбнулся, хотел что-то ответить, но увидев появившуюся в прихожей Лизу, поклонился и обратился к ней: – Елизавета Дмитриевна, здравствуйте! Направляясь к вам, я надеялся, что не станете ругать незваного гостя. Простите, но я недолго сомневался и позволил себе явиться к вам без приглашения. Назначенная встреча сорвалась, и я воспользовался случаем, чтобы повидать вас, мне очень неловко, но не хотелось терять такую возможность увидеть вас, Николая и ваших милых детей.
Лиза подошла и подала ему руку:
– Иван Андреевич, дорогой! Забудьте про эту свою неловкость. Я, правда, вам очень рада, а Николай, посмотрите, просто светится счастьем. Очень мило с вашей стороны, что вспомнили о нас. Пойду, придумаю, чем вас угостить.
– Не беспокойтесь и даже не думайте об этом. Я совершенно...
Лиза остановила его движением руки, повернулась и быстро вышла.
Тут же в прихожую вбежал Сережа, следом за ним появились Юля и Тата. Юля держала маленькую Тату за руку.
Иван Андреевич потянулся к детям, в руках его образовалась коробка конфет:
– Здравствуйте юноша, – Иван Андреевич пожал Сереже руку.
– И вы, юная леди, здравствуйте, не могу удержаться, разрешите поцеловать вас, – он склонился и коснулся губами головки Юли.
– А эту куколку я обязательно должен подержать на руках, – Иван Андреевич протянул Тате коробку конфет, – держи милая, – и подхватил Тату на руки. – Угости сестер и брата этими конфетами, они, эти конфеты, приехали на поезде из другого города.
Иван Андреевич посмотрел на Николая:
– А что? Старшие девочки?
– Старшие – совсем взрослые, сейчас они на воскресных курсах. Нина занимается рукоделием, Зоя совершенствуется в английском.
– Замечательно! Как мне не хватало английского, когда мы с тобой налаживали закупки из Индии. В гимназии и после в университете я изучал латынь, немецкий и французский. В делах не пригодились.
Иван Андреевич отвлекся от воспоминаний и от Николая и с удовольствием следил за Татой и Юлей.
Детям нравилось, когда в доме появлялся Иван Андреевич, старшие дети слушали разговоры взрослых, особенно нравилось, когда все вместе сидели за столом и Иван Андреевич рассказывал интересные и часто забавные истории. Тата подражала старшим, и всем казалось, что она тоже внимательно слушает и понимает, о чем разговаривают взрослые.
Иван Андреевич, заметив, что дети сосредоточились на конфетах и им не терпится исчезнуть из прихожей, обратился к Сереже:
– Скажи, пожалуйста, матушке, чтобы она не хлопотала по кухне. Я с удовольствием попью с вами чаю, и этого будет больше чем достаточно. За чаем хочу расспросить тебя и Юлю о ваших успехах в гимназии.
Он еще раз улыбнулся девочкам:
– Ну, бегите.
Дети ушли, а Николай повлек Ивана Андреевича в свой кабинет:
– От бокала вина, надеюсь, не откажетесь?
– Нет, конечно. Хорошо иметь добрых друзей, когда по делам приезжаешь в другой город, – Иван Андреевич удобно разместился в кресле, – я здесь, собственно, с поручением от Сергея Владимировича, нужно отрегулировать отношения с партнерами. Кажется, у них появилось намерение закрыть дело и уехать в спокойные страны. Хотя где теперь эти спокойные страны?
– Спасибо, что вспомнили нас раньше других своих знакомых. У вас ведь, правда, здесь в Петрограде немало добрых друзей?
Иван Андреевич улыбнулся:
– Да, слава богу. Мне здесь есть с кем увидеться и побеседовать, – улыбка на его лице сменилась озабоченностью. – Ты сказал в Петрограде... Никак не привыкну. Зачем надо было менять название города и к чему? Все же этот город – столица половины Европы и значительной части Азии, он носил данное при рождении имя две сотни лет и в одночасье это свое имя потерял.
– О! Эту перемену я уже давно пережил, мне она тоже не понравилась, но тогда это было вполне объяснимо: начало войны с Германией, всплеск патриотизма, а тут немецкое звучание в названии города.
– Может быть, тогда, в начале войны, в этом можно было найти какой-то резон, можно было это как-то оправдать, но вот прошли два года, и мои сожаления в связи с переименованием только укрепились. Согласись, прежнее историческое название – Санкт-Петербург, подтверждало высокую степень аристократизма столицы, вызывало уважение, звучало величаво, а вот Петроград выглядит много прозаичней, проще и, что важно, совсем без лоска.
Николай протянул Ивану Андреевичу бокал:
– Вы, Иван Андреевич, похожи на человека из другого мира. Кого теперь занимают названия городов? Вспомните ваших партнеров, думающих о спокойных странах. Теперь таких много. Принимая во внимание происходящее в Европе и беспорядки на наших улицах, люди стремятся прежде всего подумать о собственной безопасности и благополучии своих близких, а уж после, на досуге, их может занять забота о красоте, престиже и значении названий государств и их столиц.
– Пойми, Николай, мне дорога историческая ценность в названии города, в нем живет двухсотлетняя история, боюсь, что с переименованием связь с великим прошлым может быть размыта, а то и вовсе утеряна, и Петроград может стать уже совсем другим городом, с иным содержанием и назначением.
– Не пугайте меня, ваши предсказания в последнее время слишком часто сбываются. Лучше поговорим о чем-нибудь другом. А пойдемте-ка завтра в Эрмитаж. Может быть, это исправит ваше настроение и изменит ваши предсказания.
Иван Андреевич рассмеялся:
– Хорошо. Обязательно пойдем. Быть в Петербурге и не посетить Эрмитаж – это немыслимо. Да, ты упомянул о двух приятных событиях сегодняшнего дня. Я понимаю, наша встреча это второе событие, если не секрет, какое было первым?
Николай сделал глоток вина, помолчал немного.
– Я получил письмо от своего старинного друга, с которым была утеряна связь на целых двадцать лет, два года назад он нашел меня и тут же отправился на фронт, мы с ним переписывались регулярно, но в августе переписка оборвалась. Меня стали навещать дурные мысли, но вот сегодня незадолго до вашего появления я просмотрел почту, и там было его письмо, оказалось, он был ранен, теперь в лазарете и скоро должен приехать сюда в отпуск по ранению.
– Ну что же, рад за тебя и твоего друга. Эта война приносит столько бед, страданий и переживаний, и вот простое сообщение, что человек жив, принесло тебе настоящее облегчение и большую настоящую радость.
Еще немного помолчали. Николай в задумчивости смотрел в окно. Иван Андреевич прервал его задумчивость:
– Ты предложил завтра сходить в Эрмитаж. Надеюсь, встреча с партнерами, ради которой я сюда приехал, все же состоится в первой половине завтрашнего дня. После я буду свободен. Можем встретиться, скажем, в три пополудни.
– Прекрасно. Я тоже к этому времени освобожусь. По службе теперь дел совсем немного. Вы ведь уже проехали по городу и имели возможность убедиться, у нас опять волнения, более того, начались перебои с продовольствием, стал пропадать хлеб, очереди образуются еще с ночи, а то и с вечера. На заводах волнения, стачки, митинги. Случается, что солдаты отказываются разгонять митинги и даже, бывает, встают на сторону бастующих. Целый ряд заводов закрыты и заняты военными, среди них и заводы по выделке пороха, где я состою на службе. Надеюсь, это временно и порядок будет восстановлен. Хотя закрытие заводов, введение строгостей и увольнение зачинщиков вряд ли сильно охладит пыл бастующих, и, главное, не решит их проблем. Но с этим надо что-то делать.
– Да, в Москве все очень похоже на то, что происходит здесь. Дело идет к зиме и все, что мы видим на улицах, совсем некстати. Пожалуй, события здесь и в Москве убеждают, что правительство едва успевает реагировать на происходящее и не в силах управлять ни армией, ни финансами, ни производством.
– Иван Андреевич, извините, мы опять возвращаемся к теме, от которой уже попытались уйти, боюсь, разговор о том, что происходит на улицах наших городов, заведет нас в пучину пессимизма. Расскажите лучше, что интересного в московской культурной жизни, я ведь теперь общаюсь преимущественно с инженерами, учеными-химиками и военными. Круг общения изменился, и мне удается встречаться с людьми, связанными с искусством изредка и нерегулярно.
– Не могу сообразить, чем тебя порадовать. Литературные салоны и живописные выставки все больше становятся похожи на уличные митинги и демонстрации. Я не так часто бываю на выставках. То искусство, которое мы с тобой понимаем, любим и почитаем, уступило значительное пространство авангарду как в литературе, так и в живописи. Авторы стали чаще эпатировать зрителя и слушателя, это часто представляется как неотъемлемая и обязательная часть современного искусства. Хотя, если быть объективным, следует признать, что в последние годы все же появились достойные имена и в стане авангардистов. Правда, не все приобретают известность исключительно за счет своего таланта, к сожалению, вокруг некоторых и как будто достойных всеобщего внимания, довольно много мусора, скандалов и сплетен. Когда я ощущаю скандал, во мне возникает какая-то преграда, я не могу ее преодолеть и не готов обсуждать достоинства новых, даже на первый взгляд очень перспективных авторов. Видимо, нужно дать им время, следует дождаться, когда вся шелуха с их образа облетит, и останется только результат замысла и творчества, тогда появится оценка и объективность. Вот такое мое теперешнее непростое восприятие современного искусства. Может, это влияние возраста?
– Возраст тут не причем. Это издержки вашего воспитания. Вы воспитаны в других традициях. Вам ближе то, что хранится в Эрмитаже, Русском музее и Третьяковке и вы правы в том, что новым и талантливым нужно дать время обрести себя и избавиться от лишнего, что мешает нам их понять, почувствовать и принять.
Иван Андреевич заметил Лизу и быстро встал. Она уже некоторое время стояла в дверях кабинета: мужчины были увлечены разговором, и Лизе не хотелось прерывать их, поскольку тема беседы и ей была интересна.
– Лиза, простите. Тут я согласен с Николаем, действительно, имеют место издержки в нашем воспитании, – Иван Андреевич подошел к Лизе и поцеловал ей руку, – мы непозволительно увлеклись беседой и не заметили вашего появления.
– Мне жаль, что я прервала ваш разговор. Пришло время пригласить вас к чаю. Дети растерзали принесенные вами конфеты, нам взрослым не удастся их попробовать.
– Это, конечно, невосполнимая потеря, но только на сегодняшний вечер, – Иван Андреевич встретился взглядом с Николаем и обратился к Лизе, – мы с вашим супругом решили завтрашний день провести в Эрмитаже подле шедевров мировой живописи. Может быть, и вы согласитесь составить нам с Николаем компанию, и я предложил бы возобновить традицию наших прошлых московских лет, когда посещение каждой живописной выставки завершалось ужином в каком-нибудь достойном внимания ресторане. Если возражений нет, я бы предложил выбор ресторана оставить за вами, Лиза. Там мы и закажем десерт, после которого про неиспробованные конфеты никто никогда не вспомнит.
– Очень милое предложение, Иван Андреевич. Ваше появление всегда как свежий ветер, разгоняющий сумрак наступающей неизвестности, и предложение ваше очень кстати, только выбор ресторана позвольте передать Николаю. Нам всем и правда следует поднять настроение, отвлечься от происходящего вокруг, – Лиза взглянула на Николая и продолжила, – у Николая на службе какие-то беспорядки, производство остановлено, и он теперь больше времени проводит дома. Скажу откровенно, я этому даже рада. Будь он завтра на службе – сидеть тогда мне здесь в четырех стенах, а тут открывается перспектива посещения Эрмитажа, причем в вашей компании.
Николай отставил бокал. Ему стало казаться, что Лиза и Иван Андреевич слишком увлеклись беседой и забыли про него, он поднялся со своего места и с подчеркнутой вежливостью обратился к супруге:
– Считаю необходимым вас поправить, Елизавета Дмитриевна, причина решения посетить Эрмитаж не в том, что беспорядки и остановлено производство, а в том, что нас почтил своим присутствием Иван Андреевич. Никакая занятость по службе не лишила бы меня удовольствия побродить с ним вместе по залам Эрмитажа. Однако пойдемте к столу, чай следует пить горячим.
Старшие девочки Нина и Зоя вернулись после курсов и вышли к чаю. Иван Андреевич не удержался и каждую троекратно расцеловал.
– Девочки, девочки, уже совсем барышни! Извини, Николай, не могу удержаться, чтобы не пригласить этих красавиц пойти завтра с нами в Эрмитаж, – Иван Андреевич переглянулся с Николаем и вновь обратился к девочкам, – мы с вашими родителями уже сговорились посвятить завтрашний день высокому искусству, так что прошу и вас присоединиться к нашему обществу.
Нина и Зоя были близки по возрасту, но совсем не похожи – ни внешностью, ни характером. Нине уже исполнилось семнадцать, Зоя была на год моложе. Нина отличалась тихим, спокойным нравом, ее привлекало все, что сопряжено с домом и ведением домашнего хозяйства. Нине предстояло закончить последний класс гимназии, она была прилежной ученицей, но какими-то особыми способностями не выделялась. Будущее ее виделось в тихой и благополучной семейной жизни.
Зоя, напротив, отличалась способностями к освоению знаний, усидчивостью и настойчивостью, она была одной из первых учениц в гимназии. В детстве Нину более всего интересовали куклы, а потом в юности – наряды, балы и визиты. Постоянной спутницей Зои с юных лет была книга, и в этом увлечении она превзошла свою матушку.
Когда девочки подрастали, Лиза беспокоилась, что они слишком много времени проводят в играх, и не так много, как ей бы хотелось, читают, но пришло время и Зоя совсем оставила кукол на попечение старшей сестры, взяла в руки книгу и больше с ней не расставалась. Поначалу это пришлось по душе Лизе, но вскоре стало ее новым беспокойством. Манера держаться, внимательный и строгий взгляд Зои часто держали на расстоянии или отпугивали ее потенциальных кавалеров.
На предложение Ивана Андреевича о совместном походе в Эрмитаж девочки откликнулись по-разному. Зоя оживилась – для нее посещение Эрмитажа в компании отца и Ивана Андреевича было значимым событием. Она любила общество Ивана Андреевича, ожидала услышать от него необычные комментарии и неизвестные ей истории, связанные с картинами или их авторами. Ей казалась заманчивой и приятной перспектива не просто послушать разговор отца с Иваном Андреевичем об искусстве, но и даже поучаствовать в беседе. Нина же никак не отреагировала на приглашение, ее мало интересовала живопись и тем более разговоры об искусстве.
