Каталог книг издательства "Москва" > Художественная литература > Если мы вернёмся > Вторая глава
Командир батальона капитан Шабанов, к которому и надлежало сперва прибыть Юрьину, встретил гостей у калитки двора, в котором раскинулась богатая изба из ровных, толстых брёвен. Здесь располагался штаб батальона. Кажется, комбата предупредили о четырех незнакомцах, которые вышли с баржи на пристани. Он был сильно встревожен, словно его застали врасплох, но всячески пытался это скрыть за заискивающей улыбкой и мягким, спокойным голосом. Но изрядную подвижность глаз, дрожь пальцев и нервозность движений ничем нельзя было укрыть от опытного взгляда Юрьина.
Комбат пригласил гостей в дом, но Юрьин решил пройти внутрь один, оставив своих солдат во дворе. Изба, выбранная в качестве штаба батальона, находилась на небольшом холме, отдаленном от остального поселка. Она была так спланирована, что её весь день не касалась тень от леса, начинающегося в нескольких метрах от стен. В жаркую погоду дом превратился в настоящую баню. Командир батальона, ошарашенный новостью о прибытии гостей, не успел застегнуть свою гимнастерку и теперь стоял рядом с капитаном госбезопасности, сверкая белой нательной рубашкой, от чего испытывал дополнительное беспокойство. К тому же, Юрьин, невзирая на погоду, был одет полностью по форме: в фуражке, с ремнём и даже с кожаной полевой сумкой на боку, ремень которой был перекинут через плечо.
Этот дом ранее принадлежал одному из местных богатых оленеводов, имевшему финские корни. После Зимней войны он, как и другие "неблагонадежные элементы", был выселен из приграничной зоны.
Комбат предложил чаю, харчей, но Юрьин от всего отказался.
Шабанов осторожно присел на скрипучий деревянный стул напротив капитана, покорно сложив ладони на массивный, круглый стол. Гостю же, хозяин предложил мягкое, кожаное кресло, на котором, видимо, обычно сидел сам. Чрезмерная услужливость целого командира батальона начинала раздражать Юрьина, а два ордена на груди комбата лишь подливали масло в огонь.
– По какому же вы ко мне делу? – задал, наконец, Шабанов, самый заветный для него вопрос, пересиливая хрипоту волнения в голосе.
Юрьин молча снял с головы фуражку и положил её рядом, на край стола. Он провёл пальцами по жидким тёмно-русым волосам на округлой, яйцеобразной голове и, не снимая с плеча лямки, достал из–под стола полевую сумку. Шабанов крайне растерянно чувствовал себя. Он не отрывал глаза от гладкой, блестящей поверхности сумки, зная, что внутри неё кроется нечто важное, имеющее большое значение для него лично. Внутреннее напряжение нарастало в нём с каждой секундой. Кровь вскипала от волнения точно вода в чайнике.
Вскоре Юрьин вынул из сумки большой конверт из серой бумаги, отправив саму сумку обратно, под стол. Он протянул его Шабанову и откинулся на спинку кресла, расстёгивая влажный ворот гимнастёрки.
Комбат нервно вскрыл конверт. Внутри лежала всего одна бумажка, раза в два меньшая по размеру самого конверта. Он ещё раз внимательно взглянул на капитана госбезопасности, тот не отводил спокойного, задумчивого взгляда от окна, и вновь опустил глаза на текст бумаги. Это был специальный пакет от Управления госбезопасности по Мурманской области с приказом самого начальника управления. Приказ, весьма сжато, предписывал командиру 82-го пограничного полка и всем командирам батальонов полка оказать «всяческую помощь капитану госбезопасности Юрьину Ф.И. в проведении специального задания в тылу противника». В конце текста даже было указано согласование с командующим 14-й армией, штабу которой полк подчинялся в оперативном отношении. У Шабанова от сердца отлегло, когда он закончил чтение этого документа. Хорошо было уже то, что пришли не по его душу. Однако, на смену тревоги неприятно заныло в груди командирское честолюбие, остро приправленное бессилием перед этим документом. Мало кто из командиров любил оказывать «всяческую помощь» посторонним людям. Для капитана Шабанова это означало одно – забыть о собственных хлопотах и заняться чужими, абсолютно не нужными ему, делами.
– Я вижу – вы закончили? – спросил Юрьин, переведя тот же спокойный взгляд на комбата.
Шабанов кивнул, укладывая бумагу в конверт.
– И что за помощь вам нужна? – спросил он, с тенью обречённости взглянув на Юрьина исподлобья.
Сложно было не заметить этот несчастный, потухший взгляд.
Юрьин покрутил короткой, толстой шеей, разминая её и не торопясь с ответом.
– Прежде всего, понимаете ли, хотелось бы заселиться куда–нибудь на пару дней! – наконец, ответил он и мягко улыбнулся.
– Ну... С этим проблем не будет, – задумчиво протянул Шабанов, доставая пачку «Казбека». – Но это же не всё?
Юрьин заметил возле себя массивную пепельницу, выполненную из гильзы снаряда. Она стояла на широком подоконнике, сделанном из обычной шероховатой доски. Он взял пепельницу, протянул её комбату и навалился грудью на стол, сцепив перед собой в замок широкие ладони.
Шабанов на мгновение растерялся, благодарно кивнул, махнув папиросой, что торчала из его рта, и, убрав пачку в карман, принял предложенную пепельницу.
– Мне нужны люди, продовольствие, боеприпасы! – вернув выражению лица былую серьёзность, щедро осыпал комбата Юрьин. – Все соответствующие бумаги: требования, накладные и аттестаты из управления госбезопасности у меня есть! Людей немного, но надёжных, понимаете ли, опытных.
Шабанов слушал его, подкуривая папиросу спичками, которые то ломались, то просто не желали разгораться. Его не радовали новости про людей, продовольствие и боеприпасы, но отказать он никак не мог. И ощущение собственного бессилия больше прочего вздымало, вспенивало в его груди волну раздражения. За два года войны Шабанов часто бывал в подобных ситуациях и всегда ревностно отстаивал то, что считал «своим». Своих людей, своё продовольствие и прочее. Но перед ним сидел человек с погонами офицера госбезопасности и жиденьким листком бумаги, на котором всесильным огнём горели жирные и важные подписи, усиленные печатью. Это не позволяло Шабанову поступать привычным образом: звонить начальству, пенять на занятость людей, грозиться жалобами, повышать тон. Конечно, как правило, все подобные меры были бесполезны, но помогали облегчить душу.
Шабанов, от рождения невысокий и сухопарый, осторожно покосился на внушительные кулаки капитана госбезопасности. Тот вполне мог пригрозить не одной лишь важной бумажкой.
– С людьми беда сейчас! – тяжело вздохнул Шабанов, наконец раскурив папиросу. – Мы, знаете ли, тут тоже не в картишки от тоски рубимся! Большая группа ушла на задание несколько дней назад, в тыл финнам, вернуться не скоро. Там и есть, самые опытные!
– Мне, не нужны, так сказать, специалисты – разведчики, – улыбнулся насмешливо Юрьин. – Человека три, не глупых, исполнительных, физически выносливых. Да и только.
Шабанов пожал плечами, скривив смиренную мину на лице.
– Таких найдём... – с грустью выдохнул он. – С жильем вот какая проблема... Остались две избушки захудалые, в остальных командиры расселены, службы и прочее. Могу, конечно, каких–то взводников перекинуть туда, а вам что поуютнее дать.
– Это лишнее! – живо возразил Юрьин. – И захудалая сойдет, и даже палатка. Мы к этому, понимаете ли, приучены. Только просьба четыре матраса выделить. Не хотелось бы на полу спать!
– С этим трудностей не будет, – задумчиво кивнул комбат, выдыхая дым папиросы в открытую оконную форточку. – Может, все же отообедаете пока? А я распоряжусь, чтоб вам жилье подготовили.
– Теперь можно и отообедать! – охотно улыбнулся Юрьин и резко встал с кресла. – Здесь накроете или же как? Там со мной трое ещё. Их бы тоже покормить. – Здесь, да! – кивнул Шабанов.
Капитан надел фуражку, застегнул ворот гимнастерки и обратно упаковал конверт.
– Да... И еще... – вдруг обернулся он уже у самого выхода из избы, куда проводил его Шабанов. – Мне нужен проводник. Очень, понимаете ли, надежный проводник! Это может быть кто–то из ваших людей или из местных. Главное – чтоб он ориентировался хорошо в здешних местах. Чтоб очень хорошо ориентировался! И если это будет местный – то никаких нацменов! Никаких финнов, лопарей, саами и прочих! Я, конечно, к нацменам вражды не испытываю, но… Вы понимаете!
– Решим что-нибудь, думаю, – продолжал задумчиво хмуриться комбат, вновь вспомнив о расстегнутой гимнастерке и приводя себя в надлежащий вид. – Сейчас пока отобедаете, а я поразмыслю над этим!
Вторая глава книги "Если мы вернёмся"
Командир батальона капитан Шабанов, к которому и надлежало сперва прибыть Юрьину, встретил гостей у калитки двора, в котором раскинулась богатая изба из ровных, толстых брёвен. Здесь располагался штаб батальона. Кажется, комбата предупредили о четырех незнакомцах, которые вышли с баржи на пристани. Он был сильно встревожен, словно его застали врасплох, но всячески пытался это скрыть за заискивающей улыбкой и мягким, спокойным голосом. Но изрядную подвижность глаз, дрожь пальцев и нервозность движений ничем нельзя было укрыть от опытного взгляда Юрьина.
Комбат пригласил гостей в дом, но Юрьин решил пройти внутрь один, оставив своих солдат во дворе. Изба, выбранная в качестве штаба батальона, находилась на небольшом холме, отдаленном от остального поселка. Она была так спланирована, что её весь день не касалась тень от леса, начинающегося в нескольких метрах от стен. В жаркую погоду дом превратился в настоящую баню. Командир батальона, ошарашенный новостью о прибытии гостей, не успел застегнуть свою гимнастерку и теперь стоял рядом с капитаном госбезопасности, сверкая белой нательной рубашкой, от чего испытывал дополнительное беспокойство. К тому же, Юрьин, невзирая на погоду, был одет полностью по форме: в фуражке, с ремнём и даже с кожаной полевой сумкой на боку, ремень которой был перекинут через плечо.
Этот дом ранее принадлежал одному из местных богатых оленеводов, имевшему финские корни. После Зимней войны он, как и другие "неблагонадежные элементы", был выселен из приграничной зоны.
Комбат предложил чаю, харчей, но Юрьин от всего отказался.
Шабанов осторожно присел на скрипучий деревянный стул напротив капитана, покорно сложив ладони на массивный, круглый стол. Гостю же, хозяин предложил мягкое, кожаное кресло, на котором, видимо, обычно сидел сам. Чрезмерная услужливость целого командира батальона начинала раздражать Юрьина, а два ордена на груди комбата лишь подливали масло в огонь.
– По какому же вы ко мне делу? – задал, наконец, Шабанов, самый заветный для него вопрос, пересиливая хрипоту волнения в голосе.
Юрьин молча снял с головы фуражку и положил её рядом, на край стола. Он провёл пальцами по жидким тёмно-русым волосам на округлой, яйцеобразной голове и, не снимая с плеча лямки, достал из–под стола полевую сумку. Шабанов крайне растерянно чувствовал себя. Он не отрывал глаза от гладкой, блестящей поверхности сумки, зная, что внутри неё кроется нечто важное, имеющее большое значение для него лично. Внутреннее напряжение нарастало в нём с каждой секундой. Кровь вскипала от волнения точно вода в чайнике.
Вскоре Юрьин вынул из сумки большой конверт из серой бумаги, отправив саму сумку обратно, под стол. Он протянул его Шабанову и откинулся на спинку кресла, расстёгивая влажный ворот гимнастёрки.
Комбат нервно вскрыл конверт. Внутри лежала всего одна бумажка, раза в два меньшая по размеру самого конверта. Он ещё раз внимательно взглянул на капитана госбезопасности, тот не отводил спокойного, задумчивого взгляда от окна, и вновь опустил глаза на текст бумаги. Это был специальный пакет от Управления госбезопасности по Мурманской области с приказом самого начальника управления. Приказ, весьма сжато, предписывал командиру 82-го пограничного полка и всем командирам батальонов полка оказать «всяческую помощь капитану госбезопасности Юрьину Ф.И. в проведении специального задания в тылу противника». В конце текста даже было указано согласование с командующим 14-й армией, штабу которой полк подчинялся в оперативном отношении. У Шабанова от сердца отлегло, когда он закончил чтение этого документа. Хорошо было уже то, что пришли не по его душу. Однако, на смену тревоги неприятно заныло в груди командирское честолюбие, остро приправленное бессилием перед этим документом. Мало кто из командиров любил оказывать «всяческую помощь» посторонним людям. Для капитана Шабанова это означало одно – забыть о собственных хлопотах и заняться чужими, абсолютно не нужными ему, делами.
– Я вижу – вы закончили? – спросил Юрьин, переведя тот же спокойный взгляд на комбата.
Шабанов кивнул, укладывая бумагу в конверт.
– И что за помощь вам нужна? – спросил он, с тенью обречённости взглянув на Юрьина исподлобья.
Сложно было не заметить этот несчастный, потухший взгляд.
Юрьин покрутил короткой, толстой шеей, разминая её и не торопясь с ответом.
– Прежде всего, понимаете ли, хотелось бы заселиться куда–нибудь на пару дней! – наконец, ответил он и мягко улыбнулся.
– Ну... С этим проблем не будет, – задумчиво протянул Шабанов, доставая пачку «Казбека». – Но это же не всё?
Юрьин заметил возле себя массивную пепельницу, выполненную из гильзы снаряда. Она стояла на широком подоконнике, сделанном из обычной шероховатой доски. Он взял пепельницу, протянул её комбату и навалился грудью на стол, сцепив перед собой в замок широкие ладони.
Шабанов на мгновение растерялся, благодарно кивнул, махнув папиросой, что торчала из его рта, и, убрав пачку в карман, принял предложенную пепельницу.
– Мне нужны люди, продовольствие, боеприпасы! – вернув выражению лица былую серьёзность, щедро осыпал комбата Юрьин. – Все соответствующие бумаги: требования, накладные и аттестаты из управления госбезопасности у меня есть! Людей немного, но надёжных, понимаете ли, опытных.
Шабанов слушал его, подкуривая папиросу спичками, которые то ломались, то просто не желали разгораться. Его не радовали новости про людей, продовольствие и боеприпасы, но отказать он никак не мог. И ощущение собственного бессилия больше прочего вздымало, вспенивало в его груди волну раздражения. За два года войны Шабанов часто бывал в подобных ситуациях и всегда ревностно отстаивал то, что считал «своим». Своих людей, своё продовольствие и прочее. Но перед ним сидел человек с погонами офицера госбезопасности и жиденьким листком бумаги, на котором всесильным огнём горели жирные и важные подписи, усиленные печатью. Это не позволяло Шабанову поступать привычным образом: звонить начальству, пенять на занятость людей, грозиться жалобами, повышать тон. Конечно, как правило, все подобные меры были бесполезны, но помогали облегчить душу.
Шабанов, от рождения невысокий и сухопарый, осторожно покосился на внушительные кулаки капитана госбезопасности. Тот вполне мог пригрозить не одной лишь важной бумажкой.
– С людьми беда сейчас! – тяжело вздохнул Шабанов, наконец раскурив папиросу. – Мы, знаете ли, тут тоже не в картишки от тоски рубимся! Большая группа ушла на задание несколько дней назад, в тыл финнам, вернуться не скоро. Там и есть, самые опытные!
– Мне, не нужны, так сказать, специалисты – разведчики, – улыбнулся насмешливо Юрьин. – Человека три, не глупых, исполнительных, физически выносливых. Да и только.
Шабанов пожал плечами, скривив смиренную мину на лице.
– Таких найдём... – с грустью выдохнул он. – С жильем вот какая проблема... Остались две избушки захудалые, в остальных командиры расселены, службы и прочее. Могу, конечно, каких–то взводников перекинуть туда, а вам что поуютнее дать.
– Это лишнее! – живо возразил Юрьин. – И захудалая сойдет, и даже палатка. Мы к этому, понимаете ли, приучены. Только просьба четыре матраса выделить. Не хотелось бы на полу спать!
– С этим трудностей не будет, – задумчиво кивнул комбат, выдыхая дым папиросы в открытую оконную форточку. – Может, все же отообедаете пока? А я распоряжусь, чтоб вам жилье подготовили.
– Теперь можно и отообедать! – охотно улыбнулся Юрьин и резко встал с кресла. – Здесь накроете или же как? Там со мной трое ещё. Их бы тоже покормить. – Здесь, да! – кивнул Шабанов.
Капитан надел фуражку, застегнул ворот гимнастерки и обратно упаковал конверт.
– Да... И еще... – вдруг обернулся он уже у самого выхода из избы, куда проводил его Шабанов. – Мне нужен проводник. Очень, понимаете ли, надежный проводник! Это может быть кто–то из ваших людей или из местных. Главное – чтоб он ориентировался хорошо в здешних местах. Чтоб очень хорошо ориентировался! И если это будет местный – то никаких нацменов! Никаких финнов, лопарей, саами и прочих! Я, конечно, к нацменам вражды не испытываю, но… Вы понимаете!
– Решим что-нибудь, думаю, – продолжал задумчиво хмуриться комбат, вновь вспомнив о расстегнутой гимнастерке и приводя себя в надлежащий вид. – Сейчас пока отобедаете, а я поразмыслю над этим!
