Читателям > Каталог книг издательства "Москва" > Пчеловодиада > Об авторе книги Пчеловодиада
У "проекций воображения" или "строчек-заморочек" Николая Боднарчука – именно так сам автор определяет свои миниатюрные эссе – всегда есть главный герой: Один Пчеловод. Но имеет ли в виду автор всегда одного и того же пчеловода в разных рассказах? Навряд ли. Уж больно много несовпадений и отличий. Усадьба пчеловода меняет от рассказа к рассказу свои – даже самые приблизительные – очертания. Меняется и национальность, точнее, иногда он оказывается, например, "одним американским пчеловодом", иногда, вроде бы, норвежским… И ещё: совсем не похоже, что пчеловод – профессия нашего героя. Вероятнее всего, быть пчеловодом по-боднарчуковски означает вести совершенно определённый образ жизни. Но возможно также, что называться пчеловодом, а ещё лучше – быть им, как раз и есть самое заветное желание героя. А почему бы и нет? Мечтали ли вы когда-нибудь стать… лесником, робинзоном, философом, космонавтом, пчеловодом? Персонаж этой книги похож на чью-то воплощённую мечту, очень мало общего имеющую с реальностью. Мечта ведь любой может быть: как вполне себе земной, так и фантастической, абсурдной и даже анекдотичной.
Обычно авторы не мудрят с формой произведения, и мы с первой строчки книги и до её финала не сомневаемся, что именно читаем – роман, повесть, сборник новелл… Но в этой книге всё не так просто, и традиционные определения в данном случае бессильны. Форма меняется, движется, грани каждого нового эссе переливаются, свет дробится, и читатель остаётся в недоумении: что же он, в конце-то концов, читает? В "Пчеловодиаде" есть всё: философская притча, небылица, реприза из театра абсурда, байка, шутка. Но более всего – сказок-фантазий с совершенно непредсказуемым поворотом событий и с настолько необыкновенной логикой повествования, что в качестве аналогий и иллюстраций напрашиваются картины сюрреалистов или наивных художников.
Подобная логика – у героев неподражаемых северных сказок Бориса Шергина. И персонажу Боднарчука настолько подходит образ "белой вороны" в любой среде, куда бы он ни попал, что этой белой вороной он в нашем представлении навсегда и остаётся…
Правда, сам Николай Николаевич утверждает, что герой его лукав и часто закручивает такие вещи, что и он, автор, пребывает в недоумении. Поверим? Или лучше прочтём и в очередной раз попадём под обаяние его пчеловода? Герой книги совершенно очарователен своей непосредственностью и алогичностью, но и здесь есть подвох: только-только начнёшь им очаровываться, и тут вдруг – ба-бах! – новый скачок в повествовании (даже в столь малой форме это вполне реально, уверяю вас) – и на тебя снисходит очередное озарение: автор не просто шутит, он подсмеивается над читателем ("И поделом тебе, не развешивай уши и не верь всему подряд!").
"Заснувший над клавиатурой компьютера пчеловод случайно перевёл со своего счёта 12 миллионов евро.
"Это хорошо, что получателем оказался детский дом", – подумал он, но после этого случая перестал включать компьютер по вечерам".
Называется приведённый рассказ "Благотворительность". Не наталкивает ни на какие размышления? И аналогии не напрашиваются? Почему-то во мне поселилась уверенность, что после прочтения книги Николая Николаевича пополнятся ряды не только армии поклонников писателя Боднарчука, но и ряды не воспринимающих информацию СМИ как истину в последней инстанции станут значительно плотнее. Чем дальше и глубже по книге продвигаешься, тем чаще спотыкаешься о камешки, до боли знакомые.
"На усадьбе одного пчеловода в складе №9 была обнаружена партия,
состоявшая из шестисот восемнадцати винчестерских винтовок, заказанных марокканским султаном, но вовремя им не оплаченная".
Называется приведённый выше рассказ "Малоизвестная партия". Как и все прочие заголовки "Пчеловодиады", этот говорящий ("ключевой", как сказал бы наш автор) и немало может поведать внимательному читателю. Неужели и после этого вы скажете, что ничто здесь вам не напоминает новости из газет или виртуальные?
Ирония автора, поначалу не слишком явная, постепенно набирает обороты и в какой-то момент перерастает в сарказм. Тихий такой сарказм, сказала бы я. Впрочем, далеко не все "проекции воображения" саркастичны или ироничны, не столь однозначная книга перед вами, уважаемый читатель. Многих (уже давно к этому готовых) она, вероятно, настроит на философский лад, а кого-то заставит улыбнуться.
И не исключено, что мы с вами – свидетели рождения нового жанра.
А почему бы и нет? Считается, что Льюис Кэрролл создал новый вид нонсенса в английской литературе. А если лет этак через девяносто литературоведы назовут Николая Боднарчука автором ещё одного вида нонсенса, теперь уже русского?
Не могу не привести в заключение ещё хотя бы одну "проекцию воображения" под названием "Вредные привычки":
"У одного пчеловода с возрастом появилась привычка жить.
Хотя были у него и другие".
А у меня сравнительно недавно тоже появилась новая привычка: время от времени раскрывать "Пчеловодиаду" и прочитывать несколько строк. Помогает.
Ольга Кошелькова
Об авторе книги Пчеловодиада
У "проекций воображения" или "строчек-заморочек" Николая Боднарчука – именно так сам автор определяет свои миниатюрные эссе – всегда есть главный герой: Один Пчеловод. Но имеет ли в виду автор всегда одного и того же пчеловода в разных рассказах? Навряд ли. Уж больно много несовпадений и отличий. Усадьба пчеловода меняет от рассказа к рассказу свои – даже самые приблизительные – очертания. Меняется и национальность, точнее, иногда он оказывается, например, "одним американским пчеловодом", иногда, вроде бы, норвежским… И ещё: совсем не похоже, что пчеловод – профессия нашего героя. Вероятнее всего, быть пчеловодом по-боднарчуковски означает вести совершенно определённый образ жизни. Но возможно также, что называться пчеловодом, а ещё лучше – быть им, как раз и есть самое заветное желание героя. А почему бы и нет? Мечтали ли вы когда-нибудь стать… лесником, робинзоном, философом, космонавтом, пчеловодом? Персонаж этой книги похож на чью-то воплощённую мечту, очень мало общего имеющую с реальностью. Мечта ведь любой может быть: как вполне себе земной, так и фантастической, абсурдной и даже анекдотичной.
Обычно авторы не мудрят с формой произведения, и мы с первой строчки книги и до её финала не сомневаемся, что именно читаем – роман, повесть, сборник новелл… Но в этой книге всё не так просто, и традиционные определения в данном случае бессильны. Форма меняется, движется, грани каждого нового эссе переливаются, свет дробится, и читатель остаётся в недоумении: что же он, в конце-то концов, читает? В "Пчеловодиаде" есть всё: философская притча, небылица, реприза из театра абсурда, байка, шутка. Но более всего – сказок-фантазий с совершенно непредсказуемым поворотом событий и с настолько необыкновенной логикой повествования, что в качестве аналогий и иллюстраций напрашиваются картины сюрреалистов или наивных художников.
Подобная логика – у героев неподражаемых северных сказок Бориса Шергина. И персонажу Боднарчука настолько подходит образ "белой вороны" в любой среде, куда бы он ни попал, что этой белой вороной он в нашем представлении навсегда и остаётся…
Правда, сам Николай Николаевич утверждает, что герой его лукав и часто закручивает такие вещи, что и он, автор, пребывает в недоумении. Поверим? Или лучше прочтём и в очередной раз попадём под обаяние его пчеловода? Герой книги совершенно очарователен своей непосредственностью и алогичностью, но и здесь есть подвох: только-только начнёшь им очаровываться, и тут вдруг – ба-бах! – новый скачок в повествовании (даже в столь малой форме это вполне реально, уверяю вас) – и на тебя снисходит очередное озарение: автор не просто шутит, он подсмеивается над читателем ("И поделом тебе, не развешивай уши и не верь всему подряд!").
"Заснувший над клавиатурой компьютера пчеловод случайно перевёл со своего счёта 12 миллионов евро.
"Это хорошо, что получателем оказался детский дом", – подумал он, но после этого случая перестал включать компьютер по вечерам".
Называется приведённый рассказ "Благотворительность". Не наталкивает ни на какие размышления? И аналогии не напрашиваются? Почему-то во мне поселилась уверенность, что после прочтения книги Николая Николаевича пополнятся ряды не только армии поклонников писателя Боднарчука, но и ряды не воспринимающих информацию СМИ как истину в последней инстанции станут значительно плотнее. Чем дальше и глубже по книге продвигаешься, тем чаще спотыкаешься о камешки, до боли знакомые.
"На усадьбе одного пчеловода в складе №9 была обнаружена партия,
состоявшая из шестисот восемнадцати винчестерских винтовок, заказанных марокканским султаном, но вовремя им не оплаченная".
Называется приведённый выше рассказ "Малоизвестная партия". Как и все прочие заголовки "Пчеловодиады", этот говорящий ("ключевой", как сказал бы наш автор) и немало может поведать внимательному читателю. Неужели и после этого вы скажете, что ничто здесь вам не напоминает новости из газет или виртуальные?
Ирония автора, поначалу не слишком явная, постепенно набирает обороты и в какой-то момент перерастает в сарказм. Тихий такой сарказм, сказала бы я. Впрочем, далеко не все "проекции воображения" саркастичны или ироничны, не столь однозначная книга перед вами, уважаемый читатель. Многих (уже давно к этому готовых) она, вероятно, настроит на философский лад, а кого-то заставит улыбнуться.
И не исключено, что мы с вами – свидетели рождения нового жанра.
А почему бы и нет? Считается, что Льюис Кэрролл создал новый вид нонсенса в английской литературе. А если лет этак через девяносто литературоведы назовут Николая Боднарчука автором ещё одного вида нонсенса, теперь уже русского?
Не могу не привести в заключение ещё хотя бы одну "проекцию воображения" под названием "Вредные привычки":
"У одного пчеловода с возрастом появилась привычка жить.
Хотя были у него и другие".
А у меня сравнительно недавно тоже появилась новая привычка: время от времени раскрывать "Пчеловодиаду" и прочитывать несколько строк. Помогает.
Ольга Кошелькова
