Читателям > Каталог книг издательства "Москва" > Блажен кто смолоду был молод > Первая глава книги "Блажен кто смолоду был молод"
Вера стояла у классной доски, как в средние века стоял преступник у позорного столба, только преступник знал, за что страдает, а она – нет. На этом внеочередном пионерском сборе присутствовали только девочки. Вера очень удивилась, когда классная руководительница вызвала ее к доске, не объясняя причины, и оставила ее стоять на виду у одноклассниц.
В этот класс Вера пришла после приезда из Барнаула. С тех пор прошло несколько лет, а она по-прежнему считала себя новенькой и сторонилась своих сверстников, на обидные прозвища не обижалась и к общественной жизни класса интереса не проявляла. Когда ее вызывали к доске, Вера сильно смущалась и отвечала урок, глядя поверх голов своих одноклассников. На свой внешний вид девочка обращала мало внимания, ведь худой ей все равно не стать, а то, что форма помялась или фартук запачкан, так это все поправимо, было бы желание исправить, но этого желания у нее не было.
Вера не знала о том, что барьером в ее отношениях со сверстниками были ее недетская доброта и непонятная уступчивость. Излишняя полнота и неопрятный вид, гладко зачесанные назад волосы, заплетенные в две тоненькие косички, и круглое добродушное лицо делали Веру похожей на этакую классную дурочку, но училась она хорошо. В четвертом классе, как самой рослой среди сверстниц, Вере было поручено сыграть роль мачехи в классном спектакле, и на фотографии юных артистов не было более простодушного лица, чем у нее. После школы она обычно спешила домой, стараясь не пропустить свой автобус. Ехать ей надо было две остановки. Если позволяла погода, то это расстояние она проходила пешком, радуясь погожему дню и свободе своего одиночества.
Вера не любила ходить в школу, а очень любила оставаться одной дома. Приводить в гости подруг мама запрещала, да их у Веры уже давно не было, зато у нее был удивительный мир книг. В голове у нее истории чудесным образом переплетались между собою, даря ей все новых вымышленных друзей и рождая мечты о рыцаре, который найдет ключ к ее сердцу. Со временем она научилась защищать свое сердце от ран и утаивать внутренние переживания от мамы и папы, только брат Саша вторгался в созданный Верой мир грез как ее повелитель. Так уж повелось, что после того как брата привезли из деревни домой, Вера превратилась в его рабыню, она прислуживала ему без ропота и никому не жаловалась, когда он ее бил.
Как обманулась она в своей надежде, думая, что с приездом брата все станет, как прежде! Несмотря на то, что прошло столько лет, Вера с ясностью до деталей помнила поездку на Алтай за братом, жившим у дедушки с бабушкой больше года. Тогда, она только переставала бояться маму, по ночам ей еще снились кошмары, а ее выздоравливающая душа мечтала только одного, скорее обрадовать Сашу хорошей новостью: то страшное время, что было у них в семье, прошло. Не забыть Вере и ту радость, с какой она ехала в папину деревню на встречу с братом, по которому так скучала. В то лето стояла непереносимая жара. Мама, папа и Вера сидели в автомобиле «Волга» и изнывали от зноя и тряски. Дорога большей частью пролегала по степи, и папин персональный шофер Петр Петрович еле сдерживался от ругательств, когда вода в радиаторе автомобиля закипала.
Раскаленная солнцем степь выгорела до белизны, но в холмистых сопках явно таилась другая жизнь, которая, по мнению Веры, была недоступна людям. Эту степную жизнь она нутром чувствовала, и ей нестерпимо хотелось убежать туда, где начиналось что-то никем неизведанное, туда, куда к вечеру клонилось солнце. Но мама не позволила бы дочери и шага ступить без ее ведома, она даже не разрешила Вере покормить голодного волка, что прибежал из степи, когда их машина остановилась, чтобы дать время кипящей воде остудиться. Волк пристально смотрел на Веру и сердито рыл яму, поднимая сзади себя столб пыли.
Только на второй день пути, измученные дорогой и жаждой, приехали они в деревню, окруженную сосновым бором. Через деревню протекала река Ильинка, и это казалось Вере таким замечательным явлением, о котором можно только мечтать. Кто не любит окунуться в речку в жаркий день?!
Дом папиных родителей стоял на пригорке открытый всем ветрам, а во дворе дымилась низкая кирпичная печка. Дедушка обнял гостей первым, а бабушка позвала всех к столу, но Вера кушать не хотела. Не теряя времени, она бросилась за огороды искать своего родного брата. Саша гостей не встречал, он шел с друзьями на рыбалку и на какую-то городскую толстушку, кричащую ему с пригорка, внимания не обратил.
– Саша! Саша! – громко звала его Вера, но тот продолжал свой путь к речке и вскоре скрылся за высокой травой. Тут она бросилась за ним вдогонку, ведь ей так хотелось рассказать ему о том, что все беды закончились, что мама и папа приехали, чтобы забрать его домой. Вера догнала брата у самой речки.
– Саша, мы приехали за тобой. Мы приехали за тобой на папиной «Волге». Меня всю дорогу тошнило, поэтому я грызла голландский сыр. И я видела настоящего волка, который был совсем не страшным, он был похож на худую собаку с опущенным хвостом. Я хотела…
Тут Вера запнулась на полуслове, потому что Саша резко остановился и посмотрел на нее как-то по-волчьи, зло и холодно. Сначала она подумала, что брат ее не узнал.
– Это я, Вера! – умоляюще произнесла она и хотела обнять брата, но Саша оттолкнул сестру от себя и побежал к своим друзьям. На плече у него лежала самодельная удочка, а в руке болталось голубое ведерко.
В этот миг Вера поняла, что брат никогда не простит ей своего позора, позора быть битым на глазах у младшей сестры, которая, волей или неволей, становилась виновницей всех его несчастий. Ведь кого еще винить в том, что папа не только избил его, хотя Саша и пальцем не дотрагивался до Веры той ночью, ночью, когда мама сошла с ума, а после избиения со спокойной совестью отвез его в деревню, как негодяя, как сына, не достойного жить в семье. Лучше бы в эту деревню сослали ее саму, думала Вера, тогда ее радость от встречи с братом не обернулась бы горем. Саша пошел с друзьями ловить рыбу, а она еще раз утвердилась в том, что и так хорошо знала: на всем белом свете ее никто не любит. Медленно возвращалась она по той же узкой и скользкой тропинке, мечтая об одном: чтобы ее единственный друг Булат никогда не узнал того, что с ней приключилось, потому что если и Булат отвернется от нее, то сердце Веры перестанет биться от тоски.
С той встречи с братом, не узнавшим Веру, прошло года три, но он по-прежнему вел себя дома как чужой. Он посмеивался над сестрой, когда ту приняли в пионеры, потому что сам красный галстук не носил, он держал его в кармане и не знал, что для сестры прием в пионеры был очень знаменателен, как будто ее приглашали на некий праздник красных флажков, которому не будет конца.
После того как ей перед памятником Ленина повязали на шею галстук, Вера поклялась сама себе больше не брать из папиного кармана денег на мороженое и не выдавать секрет пионеров даже под пытками, как Мальчиш-Кибальчиш! Будь готов! Всегда готов!
Это была первая клятва в ее жизни, и она обязательно собиралась ее выполнить.
И вот на внеочередном сборе пионерского отряда Веру выставили на позор. Светлана Васильевна, классная руководительница, специально тянула время. Она была молода, но ее педагогический талант уже оценили в городском отделе народного образования, поэтому ей и доверили воспитание детей из обеспеченных и известных в городе семейств. Светлана Васильевна любила свою профессию и с серьезностью молодого коммуниста несла ответственность перед партией и правительством за моральный облик своих учеников. На проведение этого внеочередного пионерского сбора она имела разрешение парторга школы. Теперь классная руководительница использовала проверенный практикой надежный педагогический прием: оставить ребенка стоять у доски, чтобы он забеспокоился, почувствовал себя одиноким и беспомощным, а потом с легкостью добиться от него чистосердечного признания в своем проступке.
Когда Вера уже совсем потерялась под любопытными взглядами одноклассниц, Светлана Васильевна начала задавать ей наводящие вопросы.
– Шевченко, скажи своим товарищам-пионерам о том, с кем ты дружишь.
Вера удивленно посмотрела на учительницу и медленно опустила взгляд. Ответа на этот вопрос она не знала и не понимала, что конкретно хочет от нее услышать Светлана Васильевна. У Веры не было друзей в классе, за исключением члена совета пионерской дружины Ирины Гай, но с Ириной Вера дружила тайно.
Верина мама одобрила дружбу дочери с Ирой, потому что ее мама работала учительницей. Подружки после школы вместе шли домой, иногда вместе готовили уроки.
Постепенно Вера перестала стесняться Ирину и доверчиво впустила ее в свой мир, закрытый для детей и взрослых. О себе Вера говорила неохотно и мало, зато с искренним удовольствием слушала она свою Ирину, принимая ее опыт счастливого детства как свой собственный. В благодарность за дружбу Вера развлекала подружку придуманными ею играми, в которые можно было играть по дороге домой, и открывала ей в простых вещах что-то необычное, а порой сказочное.
Надо сказать, что в школе их пути расходились. В классе Ирина неизменно выступала в роли пионерского лидера, а Вера опять становилась новенькой, чтобы со стороны восхищаться своей подружкой.
Однажды всем ученикам школы было предложено поучаствовать в весенней выставке детских рисунков. Ирина рисовала хорошо, она была редактором школьной стенгазеты, Вера рисовала гораздо хуже, но в тот раз ей вдруг самой захотелось изобразить весну такой, какой она ее видела, одиноко гуляя по улицам апрельского города.
Ярких красок Вера боялась, поэтому весна у нее получилась нежная. На акварельном рисунке тонкая березка осторожно тянулась к невидимому солнцу, на ее курчавых ветках проклюнулись первые застенчивые зеленые сережки, а где-то у горизонта голубел ручеек и подснежники, похожие на пушинки, то там, то тут украшали его пологий берег. Прежде чем принести рисунок в класс, Вера показала его Ирине, и та подбодрила ее, посоветовав принять участие в выставке. Но когда на следующий день Вера пришла в школу, то на школьном стенде уже висел ее рисунок, он был выписан яркими масляными красками, и под ним стояла подпись: «Весна. Ирина Гай, ученица 4 класса». Сначала Вера хотела обидеться, но передумала, ведь на подруг обижаться некрасиво, и она подарила свою акварель маме на 8 Марта. Никто не учил Веру тому, что дружба всегда нуждается в вещественных доказательствах, но она была в этом убеждена. Вера давала Ирине книги из домашней библиотеки, потому что у Вериных родителей не было времени читать книги, а у Ирининой мамы оно было. Только возвращать книги Ирина часто забывала, что очень не нравилось Вериной маме. Но не о книгах, которые не возвратила ее подруга, думала Вера, стоя перед классом, а о том, как бы ненароком не подвести Иру, назвав ее своей подругой, так как дружба была их обоюдным секретом. И тут опять прозвучал тот же вопрос, но уже более требовательно.
– С кем ты, Вера Шевченко, дружишь?
– Я дружу... ни с кем.
– Не хитри, пионерка Шевченко!
Светлана Васильевна начинала сердиться не на шутку.
– Я дружу… с Мариной Семеновой! – ловко увернулась от правдивого ответа Вера и с надеждой посмотрела на Марину, сидевшую за первой партой, у окна.
Марина пришла в класс в начале этого учебного года. В классе она ни с кем не дружила, даже тайно. Вера чувствовала в ней ту взрослость, которую сама скрывала от одноклассников, поэтому она с радостью встала с новенькой ученицей в пару во время маршировки, а Марина в свою очередь на большой перемене пригласила ее к себе домой. Жили Семеновы в двух шагах от школы, и Вера с радостью отправилась к ней в гости.
Новенькая девочка и Вера хорошо понимали друг друга, они обе любили читать книги и учились в музыкальной школе. Марина недавно возвратилась из Германии, где проходил военную службу ее папа, который на фотографии из семейного альбома походил скорее на усатого гусара, чем на офицера Советской армии.
Когда Вера назвала подругой Марину, то та просияла от удовольствия и, улыбнувшись, дружески кивнула в знак согласия. Такой ответ Светлане Васильевне тоже понравился, и Вера облегченно вздохнула, но вздохнула она слишком рано, потому что учительница вновь повела себя странно. Она подошла к Вере вплотную, так что той пришлось на шаг отступить, как бы защищаясь, и громко задала следующий вопрос с явной подковыркой.
– А скажи нам, Шевченко Вера, ты была у Марины в гостях?
– Да, Марина сама меня пригласила, – быстро ответила Вера.
– Так, хорошо. А теперь ты обязана рассказать всему классу, что-то такое непристойное… м-м-м… непионерское ты видела в гостях у Семеновых?
Тут-то Вера совсем запаниковала. Она хотела посмотреть на Марину, но Светлана Васильевна встала между ними, скрестив руки на груди. Не замечая возбужденного шепота одноклассниц, Вера недоуменно огляделась по сторонам, но подсказки не приходило. Как же ей захотелось стать невидимкой, чтобы учительница перестала сверлить ее недобрым взглядом. Прошло еще некоторое время. Светлана Васильевна, не дождавшись ответа на поставленный вопрос, отвернулась от Веры и обратилась к классу.
– Давайте, девочки, мы послушаем, что скажет нам пионерка Ирина Гай, член совета дружины школы. Ирина, встань из-за парты и расскажи нам честно, что Шевченко видела в гостях у Семеновой.
Сначала класс непонимающе замер, потом все пионерки, как по команде, повернули свои головы к Ирине, которая уже поднималась из-за парты. Говорила Ирина громко, так, чтобы всем было хорошо слышно.
– Вера мне сама рассказала, что в квартире у Семеновых она смотрела фотографии…
Тут Ирина несколько замялась, но быстро справилась с минутной неуверенностью и продолжила свою речь тоном пионерки, преданной делу Ленина.
– На фотографиях стояли голые женщины на высоких каблуках!
–Ух ты! – пронеслось эхом в классе, потом опять наступила тишина.
Верины щеки заполыхали, а Марина, смертельно побледнев, опустила глаза.
– Это правда? – спросила Светлана Васильевна, повернувшись всем корпусом к Вере, но та не отвечала.
– Пионерка Шевченко, скажи нам правду! – настаивала учительница, уже теряя терпение.
Внутри у Веры что-то оборвалось, ей не хватало воздуха для дыхания, но она не поддавалась желанию упасть в обморок. Как сквозь туман, доносилось шушуканье разволновавшихся пионерок, которые теперь с завистью смотрели то на Веру, то на Марину; девочкам очень хотелось узнать подробнее о запрещенных фотографиях.
Смотреть на фотографии с обнаженными женщинами для Веры было волнительно. Они тоненькой стопочкой лежали рядом с семейными альбомами на книжной полке. Марина показала эти фотографии Вере, словно в них не было ничего особенного. Но это было не совсем так. Женщины на фотографиях имели такие красивые тела, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Стройные ноги, длинная шея, округлые груди. Особенно Вере понравилось то, что ее собственная грудь была гораздо меньше, чем груди этих белокурых красавиц. Одного Вера не понимала, зачем эти красивые дамы фотографировались без одежды, но в туфлях высоких каблуках? Вот этим непониманием и поделилась она со своей тайной подругой Ириной по дороге домой, за несколько дней до нынешнего пионерского сбора.
Шушуканье в классе нарастало, а Вера никак не могла сделать правильный выбор: или поступить по-человечески, или по-пионерски. Разные мысли лезли одна на другую, и выбрать из них правильную она не могла.
– Как я много болтаю! – пыталась Вера про себя рассуждать разумно, – но что я сделала плохого?.. Это женщины поступали плохо, что снимались без одежды… но они взрослые, им можно. Я возьму назад свои слова, сказанные Ирине!.. Нет, я лучше буду молчать как рыба!.. Нет, я скажу правду, как пионерка!.. И что? Я подставлю Марину, и ее исключат из пионеров!.. О, что же мне делать?..
В какой-то момент классная комната и все присутствующие в ней представились ожившей картинкой, с которой Вера воображаемой резинкой уже стирала себя саму и Марину, но… реальность оставалась реальностью, реальность нельзя стереть, ее нужно прожить, а это – жестоко!
– Шевченко, мы ждем от тебя правды!
Светлана Васильевна двумя пальцами подняла опущенный подбородок притихшей Веры, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Ну, говори же! Ты видела этих голых женщин? Ты ведь знаешь, что смотреть такие фотографии недостойно для пионерки?! – прошипела учительница ей в ухо. Потом она уверенно развернула Веру к классу на обозрение, чтобы той стало стыдно, и сама отошла к окну. Вера смотрела в пол, на нем лежали бумажки и чей-то сломанный карандаш. Она прекрасно слышала раздражение в голосе учительницы, которому ей следовало бы повиноваться.
– Хватить отпираться! Значит, так, ты смотрела эти фотографии голых женщин и это скрыла от твоих товарищей! Вы с Семеновой занимаетесь в тайне грязными делами?
– Д-да, – заикаясь, произнесла Вера.
Весь мир потерял краски и стал черным.
Почти полгода страдала Вера после этого внеочередного собрания. Она перестала улыбаться и в школе говорила только по необходимости. Дома Вера чувствовала себя лучше, но совершенное ею предательство жило в сердце и не позволяло ей радоваться солнечному дню или хорошей оценке. Даже ее любимое блюдо – корочка хлеба, пропитанная чуть подсоленным сливочным маслом, разогретым до шипения, – больше ее не утешало. Вера жарила масло в маленькой сковородке, когда рядом не было мамы. Эту привычку она взяла, когда приехала домой из Барнаула, где они с мамой жили в гостях почти полгода, и эти полгода Вере катастрофически не хватало еды, а в особенности сливочного масла. Дома масло всегда лежало в холодильнике, и за ним не надо было отстаивать длинную очередь, как в Барнауле, его было вдоволь и, вкушая пропитанный горячим маслом хлеб, она наслаждалась осознанием того, что всему плохому, и даже голоду, когда-нибудь приходит конец.
Выход из угнетенного состояния Вера нашла в чтении книг из маминой библиотеки. Чтение помогало ей не думать о своей жизни, а чтение вприкуску с бутербродом стало ее самым любимым занятием. Хорошо, что мама теперь пропадала на работе и не мешала Вере жить жизнью ее любимых героев.
У Веры появились первая настольная книга – «Динка». Динка, дочь революционера, стала для нее самой верной подружкой. Вместе с ней она смеялась над ее детскими шалостями, вместе с ней она плакала взахлеб, когда читала о смерти маленькой дочери бедной женщины, которая вынуждена была оставлять дочь одну, когда уходила на работу. Годовалая смешная девчушка сгорела в пожаре, вспыхнувшем от зажженной перед иконкой свечки.
– Какой жестокий Боженька был нарисован на иконке. Вместо того чтобы защитить девочку, он ее погубил. Если бы портрет Ленина висел на стенке, то она жила бы себе и жила. Под портретом Ленина совсем не обязательно зажигать свечки, его и так видно, – думала Вера. Ей так хотелось что-то изменить в книге, она несколько раз перечитывала этот рассказ, но каждый раз девочка умирала, Динка плакала, а вместе с ней рыдала Вера, забывая свое горе. С приходом зимы Володя брал дочь кататься на лыжах за городом, а после прогулки мама готовила вкусные воскресные обеда. Вера была благодарна родителям за то, что не лезли в ее душу с утешениями, но когда наступала ночь и она оставалась одна, то перед ее закрытыми глазами появлялась всё та же картина: темный класс и несчастные глаза Марины. Себя Вера в этом сюжете заметить не успевала, потому что начинала плакать, стараясь выплакать все слезы, но на следующую ночь их накапливалось еще больше.
После новогодних каникул Римма не выдержала такого печального положения вещей и, как мать, решила проявить активность:
– Вера, ты мне брось эту дурацкую привычку нюни разводить. Уже шесть месяцев прошло, а ты ходишь, как скисший огурец. Возьми телефон, позвони Марине Семеновой и извинись, как это положено нормальному человеку! – почти приказала она дочери.
– Мама, я не могу. У меня просто не хватит голоса. Я предательница, как ты меня еще кормишь? – пробовала сопротивляться Вера маминому вмешательству в ее личную жизнь.
– В тебе достаточно и разума, и голоса хватит, чтобы извиниться за содеянное зло. Хорошо, что Марину оставили в пионерах. Вера, а не кажется ли тебе, что ты эгоистка? Ведь Марине тоже несладко оказаться носителем буржуазный идей?
– Мама, как ты не понимаешь? Предательство не прощают! Этого нельзя простить никогда!
– Да? Я же тебя прощаю, когда ты просишь прощения за свои нехорошие поступки… Не хочешь звонить Марине – тогда звони Ирине и скажи ей, чтобы она завтра же вернула мне книги в мою библиотеку!
– Мама, я лучше позвоню Марине! Но сначала я прорепетирую…
Репетиции не прошли даром, вскоре слова были подобраны, фразы отрепетированы. Набравшись мужества, Вера взяла в руки телефонную трубку, но вместо того, чтобы набрать телефон Марины, она принялась усиленно дышать, как будто собиралась нырнуть в морскую пучину. «Звони!» – приказала мама, и Вера не смогла ее ослушаться. Разговор был короткий. Марина вежливо приняла извинения и так же вежливо закончила разговор.
– Вера, идем кушать. Я пельменей наварила. Зови всех к столу.
Вера улыбнулась, впервые за столько месяцев, и почувствовала страшный голод.
Первая глава книги "Блажен кто смолоду был молод"
Вера стояла у классной доски, как в средние века стоял преступник у позорного столба, только преступник знал, за что страдает, а она – нет. На этом внеочередном пионерском сборе присутствовали только девочки. Вера очень удивилась, когда классная руководительница вызвала ее к доске, не объясняя причины, и оставила ее стоять на виду у одноклассниц.
В этот класс Вера пришла после приезда из Барнаула. С тех пор прошло несколько лет, а она по-прежнему считала себя новенькой и сторонилась своих сверстников, на обидные прозвища не обижалась и к общественной жизни класса интереса не проявляла. Когда ее вызывали к доске, Вера сильно смущалась и отвечала урок, глядя поверх голов своих одноклассников. На свой внешний вид девочка обращала мало внимания, ведь худой ей все равно не стать, а то, что форма помялась или фартук запачкан, так это все поправимо, было бы желание исправить, но этого желания у нее не было.
Вера не знала о том, что барьером в ее отношениях со сверстниками были ее недетская доброта и непонятная уступчивость. Излишняя полнота и неопрятный вид, гладко зачесанные назад волосы, заплетенные в две тоненькие косички, и круглое добродушное лицо делали Веру похожей на этакую классную дурочку, но училась она хорошо. В четвертом классе, как самой рослой среди сверстниц, Вере было поручено сыграть роль мачехи в классном спектакле, и на фотографии юных артистов не было более простодушного лица, чем у нее. После школы она обычно спешила домой, стараясь не пропустить свой автобус. Ехать ей надо было две остановки. Если позволяла погода, то это расстояние она проходила пешком, радуясь погожему дню и свободе своего одиночества.
Вера не любила ходить в школу, а очень любила оставаться одной дома. Приводить в гости подруг мама запрещала, да их у Веры уже давно не было, зато у нее был удивительный мир книг. В голове у нее истории чудесным образом переплетались между собою, даря ей все новых вымышленных друзей и рождая мечты о рыцаре, который найдет ключ к ее сердцу. Со временем она научилась защищать свое сердце от ран и утаивать внутренние переживания от мамы и папы, только брат Саша вторгался в созданный Верой мир грез как ее повелитель. Так уж повелось, что после того как брата привезли из деревни домой, Вера превратилась в его рабыню, она прислуживала ему без ропота и никому не жаловалась, когда он ее бил.
Как обманулась она в своей надежде, думая, что с приездом брата все станет, как прежде! Несмотря на то, что прошло столько лет, Вера с ясностью до деталей помнила поездку на Алтай за братом, жившим у дедушки с бабушкой больше года. Тогда, она только переставала бояться маму, по ночам ей еще снились кошмары, а ее выздоравливающая душа мечтала только одного, скорее обрадовать Сашу хорошей новостью: то страшное время, что было у них в семье, прошло. Не забыть Вере и ту радость, с какой она ехала в папину деревню на встречу с братом, по которому так скучала. В то лето стояла непереносимая жара. Мама, папа и Вера сидели в автомобиле «Волга» и изнывали от зноя и тряски. Дорога большей частью пролегала по степи, и папин персональный шофер Петр Петрович еле сдерживался от ругательств, когда вода в радиаторе автомобиля закипала.
Раскаленная солнцем степь выгорела до белизны, но в холмистых сопках явно таилась другая жизнь, которая, по мнению Веры, была недоступна людям. Эту степную жизнь она нутром чувствовала, и ей нестерпимо хотелось убежать туда, где начиналось что-то никем неизведанное, туда, куда к вечеру клонилось солнце. Но мама не позволила бы дочери и шага ступить без ее ведома, она даже не разрешила Вере покормить голодного волка, что прибежал из степи, когда их машина остановилась, чтобы дать время кипящей воде остудиться. Волк пристально смотрел на Веру и сердито рыл яму, поднимая сзади себя столб пыли.
Только на второй день пути, измученные дорогой и жаждой, приехали они в деревню, окруженную сосновым бором. Через деревню протекала река Ильинка, и это казалось Вере таким замечательным явлением, о котором можно только мечтать. Кто не любит окунуться в речку в жаркий день?!
Дом папиных родителей стоял на пригорке открытый всем ветрам, а во дворе дымилась низкая кирпичная печка. Дедушка обнял гостей первым, а бабушка позвала всех к столу, но Вера кушать не хотела. Не теряя времени, она бросилась за огороды искать своего родного брата. Саша гостей не встречал, он шел с друзьями на рыбалку и на какую-то городскую толстушку, кричащую ему с пригорка, внимания не обратил.
– Саша! Саша! – громко звала его Вера, но тот продолжал свой путь к речке и вскоре скрылся за высокой травой. Тут она бросилась за ним вдогонку, ведь ей так хотелось рассказать ему о том, что все беды закончились, что мама и папа приехали, чтобы забрать его домой. Вера догнала брата у самой речки.
– Саша, мы приехали за тобой. Мы приехали за тобой на папиной «Волге». Меня всю дорогу тошнило, поэтому я грызла голландский сыр. И я видела настоящего волка, который был совсем не страшным, он был похож на худую собаку с опущенным хвостом. Я хотела…
Тут Вера запнулась на полуслове, потому что Саша резко остановился и посмотрел на нее как-то по-волчьи, зло и холодно. Сначала она подумала, что брат ее не узнал.
– Это я, Вера! – умоляюще произнесла она и хотела обнять брата, но Саша оттолкнул сестру от себя и побежал к своим друзьям. На плече у него лежала самодельная удочка, а в руке болталось голубое ведерко.
В этот миг Вера поняла, что брат никогда не простит ей своего позора, позора быть битым на глазах у младшей сестры, которая, волей или неволей, становилась виновницей всех его несчастий. Ведь кого еще винить в том, что папа не только избил его, хотя Саша и пальцем не дотрагивался до Веры той ночью, ночью, когда мама сошла с ума, а после избиения со спокойной совестью отвез его в деревню, как негодяя, как сына, не достойного жить в семье. Лучше бы в эту деревню сослали ее саму, думала Вера, тогда ее радость от встречи с братом не обернулась бы горем. Саша пошел с друзьями ловить рыбу, а она еще раз утвердилась в том, что и так хорошо знала: на всем белом свете ее никто не любит. Медленно возвращалась она по той же узкой и скользкой тропинке, мечтая об одном: чтобы ее единственный друг Булат никогда не узнал того, что с ней приключилось, потому что если и Булат отвернется от нее, то сердце Веры перестанет биться от тоски.
С той встречи с братом, не узнавшим Веру, прошло года три, но он по-прежнему вел себя дома как чужой. Он посмеивался над сестрой, когда ту приняли в пионеры, потому что сам красный галстук не носил, он держал его в кармане и не знал, что для сестры прием в пионеры был очень знаменателен, как будто ее приглашали на некий праздник красных флажков, которому не будет конца.
После того как ей перед памятником Ленина повязали на шею галстук, Вера поклялась сама себе больше не брать из папиного кармана денег на мороженое и не выдавать секрет пионеров даже под пытками, как Мальчиш-Кибальчиш! Будь готов! Всегда готов!
Это была первая клятва в ее жизни, и она обязательно собиралась ее выполнить.
И вот на внеочередном сборе пионерского отряда Веру выставили на позор. Светлана Васильевна, классная руководительница, специально тянула время. Она была молода, но ее педагогический талант уже оценили в городском отделе народного образования, поэтому ей и доверили воспитание детей из обеспеченных и известных в городе семейств. Светлана Васильевна любила свою профессию и с серьезностью молодого коммуниста несла ответственность перед партией и правительством за моральный облик своих учеников. На проведение этого внеочередного пионерского сбора она имела разрешение парторга школы. Теперь классная руководительница использовала проверенный практикой надежный педагогический прием: оставить ребенка стоять у доски, чтобы он забеспокоился, почувствовал себя одиноким и беспомощным, а потом с легкостью добиться от него чистосердечного признания в своем проступке.
Когда Вера уже совсем потерялась под любопытными взглядами одноклассниц, Светлана Васильевна начала задавать ей наводящие вопросы.
– Шевченко, скажи своим товарищам-пионерам о том, с кем ты дружишь.
Вера удивленно посмотрела на учительницу и медленно опустила взгляд. Ответа на этот вопрос она не знала и не понимала, что конкретно хочет от нее услышать Светлана Васильевна. У Веры не было друзей в классе, за исключением члена совета пионерской дружины Ирины Гай, но с Ириной Вера дружила тайно.
Верина мама одобрила дружбу дочери с Ирой, потому что ее мама работала учительницей. Подружки после школы вместе шли домой, иногда вместе готовили уроки.
Постепенно Вера перестала стесняться Ирину и доверчиво впустила ее в свой мир, закрытый для детей и взрослых. О себе Вера говорила неохотно и мало, зато с искренним удовольствием слушала она свою Ирину, принимая ее опыт счастливого детства как свой собственный. В благодарность за дружбу Вера развлекала подружку придуманными ею играми, в которые можно было играть по дороге домой, и открывала ей в простых вещах что-то необычное, а порой сказочное.
Надо сказать, что в школе их пути расходились. В классе Ирина неизменно выступала в роли пионерского лидера, а Вера опять становилась новенькой, чтобы со стороны восхищаться своей подружкой.
Однажды всем ученикам школы было предложено поучаствовать в весенней выставке детских рисунков. Ирина рисовала хорошо, она была редактором школьной стенгазеты, Вера рисовала гораздо хуже, но в тот раз ей вдруг самой захотелось изобразить весну такой, какой она ее видела, одиноко гуляя по улицам апрельского города.
Ярких красок Вера боялась, поэтому весна у нее получилась нежная. На акварельном рисунке тонкая березка осторожно тянулась к невидимому солнцу, на ее курчавых ветках проклюнулись первые застенчивые зеленые сережки, а где-то у горизонта голубел ручеек и подснежники, похожие на пушинки, то там, то тут украшали его пологий берег. Прежде чем принести рисунок в класс, Вера показала его Ирине, и та подбодрила ее, посоветовав принять участие в выставке. Но когда на следующий день Вера пришла в школу, то на школьном стенде уже висел ее рисунок, он был выписан яркими масляными красками, и под ним стояла подпись: «Весна. Ирина Гай, ученица 4 класса». Сначала Вера хотела обидеться, но передумала, ведь на подруг обижаться некрасиво, и она подарила свою акварель маме на 8 Марта. Никто не учил Веру тому, что дружба всегда нуждается в вещественных доказательствах, но она была в этом убеждена. Вера давала Ирине книги из домашней библиотеки, потому что у Вериных родителей не было времени читать книги, а у Ирининой мамы оно было. Только возвращать книги Ирина часто забывала, что очень не нравилось Вериной маме. Но не о книгах, которые не возвратила ее подруга, думала Вера, стоя перед классом, а о том, как бы ненароком не подвести Иру, назвав ее своей подругой, так как дружба была их обоюдным секретом. И тут опять прозвучал тот же вопрос, но уже более требовательно.
– С кем ты, Вера Шевченко, дружишь?
– Я дружу... ни с кем.
– Не хитри, пионерка Шевченко!
Светлана Васильевна начинала сердиться не на шутку.
– Я дружу… с Мариной Семеновой! – ловко увернулась от правдивого ответа Вера и с надеждой посмотрела на Марину, сидевшую за первой партой, у окна.
Марина пришла в класс в начале этого учебного года. В классе она ни с кем не дружила, даже тайно. Вера чувствовала в ней ту взрослость, которую сама скрывала от одноклассников, поэтому она с радостью встала с новенькой ученицей в пару во время маршировки, а Марина в свою очередь на большой перемене пригласила ее к себе домой. Жили Семеновы в двух шагах от школы, и Вера с радостью отправилась к ней в гости.
Новенькая девочка и Вера хорошо понимали друг друга, они обе любили читать книги и учились в музыкальной школе. Марина недавно возвратилась из Германии, где проходил военную службу ее папа, который на фотографии из семейного альбома походил скорее на усатого гусара, чем на офицера Советской армии.
Когда Вера назвала подругой Марину, то та просияла от удовольствия и, улыбнувшись, дружески кивнула в знак согласия. Такой ответ Светлане Васильевне тоже понравился, и Вера облегченно вздохнула, но вздохнула она слишком рано, потому что учительница вновь повела себя странно. Она подошла к Вере вплотную, так что той пришлось на шаг отступить, как бы защищаясь, и громко задала следующий вопрос с явной подковыркой.
– А скажи нам, Шевченко Вера, ты была у Марины в гостях?
– Да, Марина сама меня пригласила, – быстро ответила Вера.
– Так, хорошо. А теперь ты обязана рассказать всему классу, что-то такое непристойное… м-м-м… непионерское ты видела в гостях у Семеновых?
Тут-то Вера совсем запаниковала. Она хотела посмотреть на Марину, но Светлана Васильевна встала между ними, скрестив руки на груди. Не замечая возбужденного шепота одноклассниц, Вера недоуменно огляделась по сторонам, но подсказки не приходило. Как же ей захотелось стать невидимкой, чтобы учительница перестала сверлить ее недобрым взглядом. Прошло еще некоторое время. Светлана Васильевна, не дождавшись ответа на поставленный вопрос, отвернулась от Веры и обратилась к классу.
– Давайте, девочки, мы послушаем, что скажет нам пионерка Ирина Гай, член совета дружины школы. Ирина, встань из-за парты и расскажи нам честно, что Шевченко видела в гостях у Семеновой.
Сначала класс непонимающе замер, потом все пионерки, как по команде, повернули свои головы к Ирине, которая уже поднималась из-за парты. Говорила Ирина громко, так, чтобы всем было хорошо слышно.
– Вера мне сама рассказала, что в квартире у Семеновых она смотрела фотографии…
Тут Ирина несколько замялась, но быстро справилась с минутной неуверенностью и продолжила свою речь тоном пионерки, преданной делу Ленина.
– На фотографиях стояли голые женщины на высоких каблуках!
–Ух ты! – пронеслось эхом в классе, потом опять наступила тишина.
Верины щеки заполыхали, а Марина, смертельно побледнев, опустила глаза.
– Это правда? – спросила Светлана Васильевна, повернувшись всем корпусом к Вере, но та не отвечала.
– Пионерка Шевченко, скажи нам правду! – настаивала учительница, уже теряя терпение.
Внутри у Веры что-то оборвалось, ей не хватало воздуха для дыхания, но она не поддавалась желанию упасть в обморок. Как сквозь туман, доносилось шушуканье разволновавшихся пионерок, которые теперь с завистью смотрели то на Веру, то на Марину; девочкам очень хотелось узнать подробнее о запрещенных фотографиях.
Смотреть на фотографии с обнаженными женщинами для Веры было волнительно. Они тоненькой стопочкой лежали рядом с семейными альбомами на книжной полке. Марина показала эти фотографии Вере, словно в них не было ничего особенного. Но это было не совсем так. Женщины на фотографиях имели такие красивые тела, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Стройные ноги, длинная шея, округлые груди. Особенно Вере понравилось то, что ее собственная грудь была гораздо меньше, чем груди этих белокурых красавиц. Одного Вера не понимала, зачем эти красивые дамы фотографировались без одежды, но в туфлях высоких каблуках? Вот этим непониманием и поделилась она со своей тайной подругой Ириной по дороге домой, за несколько дней до нынешнего пионерского сбора.
Шушуканье в классе нарастало, а Вера никак не могла сделать правильный выбор: или поступить по-человечески, или по-пионерски. Разные мысли лезли одна на другую, и выбрать из них правильную она не могла.
– Как я много болтаю! – пыталась Вера про себя рассуждать разумно, – но что я сделала плохого?.. Это женщины поступали плохо, что снимались без одежды… но они взрослые, им можно. Я возьму назад свои слова, сказанные Ирине!.. Нет, я лучше буду молчать как рыба!.. Нет, я скажу правду, как пионерка!.. И что? Я подставлю Марину, и ее исключат из пионеров!.. О, что же мне делать?..
В какой-то момент классная комната и все присутствующие в ней представились ожившей картинкой, с которой Вера воображаемой резинкой уже стирала себя саму и Марину, но… реальность оставалась реальностью, реальность нельзя стереть, ее нужно прожить, а это – жестоко!
– Шевченко, мы ждем от тебя правды!
Светлана Васильевна двумя пальцами подняла опущенный подбородок притихшей Веры, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Ну, говори же! Ты видела этих голых женщин? Ты ведь знаешь, что смотреть такие фотографии недостойно для пионерки?! – прошипела учительница ей в ухо. Потом она уверенно развернула Веру к классу на обозрение, чтобы той стало стыдно, и сама отошла к окну. Вера смотрела в пол, на нем лежали бумажки и чей-то сломанный карандаш. Она прекрасно слышала раздражение в голосе учительницы, которому ей следовало бы повиноваться.
– Хватить отпираться! Значит, так, ты смотрела эти фотографии голых женщин и это скрыла от твоих товарищей! Вы с Семеновой занимаетесь в тайне грязными делами?
– Д-да, – заикаясь, произнесла Вера.
Весь мир потерял краски и стал черным.
Почти полгода страдала Вера после этого внеочередного собрания. Она перестала улыбаться и в школе говорила только по необходимости. Дома Вера чувствовала себя лучше, но совершенное ею предательство жило в сердце и не позволяло ей радоваться солнечному дню или хорошей оценке. Даже ее любимое блюдо – корочка хлеба, пропитанная чуть подсоленным сливочным маслом, разогретым до шипения, – больше ее не утешало. Вера жарила масло в маленькой сковородке, когда рядом не было мамы. Эту привычку она взяла, когда приехала домой из Барнаула, где они с мамой жили в гостях почти полгода, и эти полгода Вере катастрофически не хватало еды, а в особенности сливочного масла. Дома масло всегда лежало в холодильнике, и за ним не надо было отстаивать длинную очередь, как в Барнауле, его было вдоволь и, вкушая пропитанный горячим маслом хлеб, она наслаждалась осознанием того, что всему плохому, и даже голоду, когда-нибудь приходит конец.
Выход из угнетенного состояния Вера нашла в чтении книг из маминой библиотеки. Чтение помогало ей не думать о своей жизни, а чтение вприкуску с бутербродом стало ее самым любимым занятием. Хорошо, что мама теперь пропадала на работе и не мешала Вере жить жизнью ее любимых героев.
У Веры появились первая настольная книга – «Динка». Динка, дочь революционера, стала для нее самой верной подружкой. Вместе с ней она смеялась над ее детскими шалостями, вместе с ней она плакала взахлеб, когда читала о смерти маленькой дочери бедной женщины, которая вынуждена была оставлять дочь одну, когда уходила на работу. Годовалая смешная девчушка сгорела в пожаре, вспыхнувшем от зажженной перед иконкой свечки.
– Какой жестокий Боженька был нарисован на иконке. Вместо того чтобы защитить девочку, он ее погубил. Если бы портрет Ленина висел на стенке, то она жила бы себе и жила. Под портретом Ленина совсем не обязательно зажигать свечки, его и так видно, – думала Вера. Ей так хотелось что-то изменить в книге, она несколько раз перечитывала этот рассказ, но каждый раз девочка умирала, Динка плакала, а вместе с ней рыдала Вера, забывая свое горе. С приходом зимы Володя брал дочь кататься на лыжах за городом, а после прогулки мама готовила вкусные воскресные обеда. Вера была благодарна родителям за то, что не лезли в ее душу с утешениями, но когда наступала ночь и она оставалась одна, то перед ее закрытыми глазами появлялась всё та же картина: темный класс и несчастные глаза Марины. Себя Вера в этом сюжете заметить не успевала, потому что начинала плакать, стараясь выплакать все слезы, но на следующую ночь их накапливалось еще больше.
После новогодних каникул Римма не выдержала такого печального положения вещей и, как мать, решила проявить активность:
– Вера, ты мне брось эту дурацкую привычку нюни разводить. Уже шесть месяцев прошло, а ты ходишь, как скисший огурец. Возьми телефон, позвони Марине Семеновой и извинись, как это положено нормальному человеку! – почти приказала она дочери.
– Мама, я не могу. У меня просто не хватит голоса. Я предательница, как ты меня еще кормишь? – пробовала сопротивляться Вера маминому вмешательству в ее личную жизнь.
– В тебе достаточно и разума, и голоса хватит, чтобы извиниться за содеянное зло. Хорошо, что Марину оставили в пионерах. Вера, а не кажется ли тебе, что ты эгоистка? Ведь Марине тоже несладко оказаться носителем буржуазный идей?
– Мама, как ты не понимаешь? Предательство не прощают! Этого нельзя простить никогда!
– Да? Я же тебя прощаю, когда ты просишь прощения за свои нехорошие поступки… Не хочешь звонить Марине – тогда звони Ирине и скажи ей, чтобы она завтра же вернула мне книги в мою библиотеку!
– Мама, я лучше позвоню Марине! Но сначала я прорепетирую…
Репетиции не прошли даром, вскоре слова были подобраны, фразы отрепетированы. Набравшись мужества, Вера взяла в руки телефонную трубку, но вместо того, чтобы набрать телефон Марины, она принялась усиленно дышать, как будто собиралась нырнуть в морскую пучину. «Звони!» – приказала мама, и Вера не смогла ее ослушаться. Разговор был короткий. Марина вежливо приняла извинения и так же вежливо закончила разговор.
– Вера, идем кушать. Я пельменей наварила. Зови всех к столу.
Вера улыбнулась, впервые за столько месяцев, и почувствовала страшный голод.
