Литературный конкурс издательства "Москва"
Литературная премия составляет 1 млн. руб.
Узнать больше о литературном конкурсе
При необходимости издательство помогает написать книгу
Читателям > Каталог книг издательства "Москва" > Предательство рассудка > Глава 1. Ворота в туман

Глава 1. Ворота в туман

На данной странице сайта размещена первая глава книги Предательство рассудка.

25 сентября 1928 года. 19:36. По дороге в Фоггейт, где-то на трассе 84.

Понимаете, есть вещи, которых вам не простят. Даже если вы следовали странной штуковине под названием «моральный компас». Может, для вас она даже будет показывать верное, чертовски правильное направление, все равно для остальных вы будете совершать непонятные вещи. Возможно, при рассмотрении дела вам даже скажут, что вы молодец, но все равно отправят в дыру. Под «дырой» я подразумеваю любой маленький городок, который затерялся в глуши нашей любимой страны. Даже если вам обязан прокурор, даже если вы вытащили из петли суицидальную дочурку сенатора штата, даже если чокались с начальником полиции. Погладят по головке и зашвырнут на разваливающемся автобусе в дыру. Вот так вы окажетесь в ситуации, в которой оказался я. Вам даже не позволят выбрать ваше любимое время года.

Сейчас я вынужден рассматривать скрюченные деревья с пожелтевшей листвой за окном. Чертова осень, от нее у меня мурашки. Чувствую, что в это время года я одной ногой в могиле. Проклятье, да так и есть. Когда отличного детектива засылают в дыру – это равносильно смертному приговору. Разница только в том, что нет палача, а смертельную инъекцию ты сделал себе сам, дружище. Теперь вопрос на засыпку: как долго ты протянешь? Кто знает… Фоггейт, ворота в туман, ну и названьице.

Я ловлю на себе взгляд луны и отворачиваюсь. Меня передергивает. Ненавижу луну, а тем более осеннюю луну, когда листвы недостаточно, чтобы закрыть ее от моих глаз. Если посмотришь на эту роковую красавицу, она уведет тебя с собой, а потом перестанет светить, и все, в темноте тебе конец. Еще и этот туман между деревьев: он крадется робко, как застенчивая девица, а потом обволакивает тебя и затягивает петлю на шее со сноровкой бывалого палача. Становится гуще, и вот ты уже не видишь ничего, кроме этих серых нитей. Теперь смысла смотреть в окно нет, поэтому развлекаю себя писаниной в блокноте. Отец мне всегда говорил, что это важно, да и работа, сами понимаете. Надо все подмечать. Например, ободранные сиденья и запах нафталина, будто со мной едет ватага призрачных стариков. Вот только я единственный пассажир в этом автобусе. Видимо, Фоггейт – местечко непопулярное. Еще и водитель постоянно пялится на фотографию своей подружки, которая висит прямо перед лобовым стеклом. Скажу вам, та еще уродина. Как бы он не влетел в дерево в этом отвратном тумане. Не очень хочется ползти до дыры с переломанными конечностями. Зато пенсию по инвалидности получу. Эх, мечты-мечты…

Ладно, пора переходить к странностям, хотя я уже одно наличие пассажира, едущего в эту дыру, назвал бы странностью. Вас ведь зовут по имени? Ну например: «Джимми, поди сюда, ужин стынет!» Или: «Джон, почему не платишь алименты?» Признаться, я бы лучше услышал подобную чушь, но нет. «Герберт Даск, твою мать, я все помню. Я дождусь тебя». Вот что я услышал. Голос тихий и нежный, как шелест простыней из лучшего шелка, а потом застучали зубы. Клац-клац-клац, клац-клац-клац. Я, детектив полиции с семилетним стажем, струхнул.

Черт возьми, вы бы тоже перепугались на моем месте: я услышал в пустом автобусе голос одной певички, с которой был знаком. Я не просто так говорю «был». Уточню: певички, которую я же и укокошил. Эта психопатка пришила себе уши собственной дочери, потому что ее собственные, видите ли, поизносились. Дочурка, по документам, само собой, скончалась. И вдруг среди ночи вы слышите ее голос. Ладно-ладно, не я ее укокошил, а кое-что пострашнее, но если я расскажу, то любой здравомыслящий человек скажет, что старина Герберт съехал с катушек. Сейчас даже не полночь, чтобы все можно было списать на проделки нечистой силы. Да-да, двадцатый век на дворе, пора бы перестать верить в сказки, которые мне рассказывали у камелька, когда я был ребенком, но, если бы вы услышали то, что услышал я, вы бы быстренько перекрестились и попросили старину Иисуса избавить от лукавого. Ха-ха, не заблудиться бы Иисусу в этом тумане…

Нет, не подумайте, я люблю Иисуса, я даже устроился в полицию, чтобы помогать ему. В конце концов, не будет же сын Божий марать руки о шлюх, контрабандистов, насильников и других добропорядочных граждан. Так что я с гордостью называю себя личным помощником Иисуса. Кажется, я слышу слова, которые мечтал услышать с самого начала этой комфортабельной поездки: «Подъезжаем, мистер, Фоггейт». И как он может разглядеть что-то в этом мерзком тумане?

21:27. Мои апартаменты на углу Орнамент-стрит и Ривер-стрит, Фоггейт.

Попомните мое слово. Если вас отсылают в дыру, то и квартирка у вас будет соответствующая. Трухлявая кровать в развалюхе, которую и домом назвать – сделать комплимент. Обои из прошлого столетия, выцветшие и грязные, под полом постоянно что-то шуршит. Мило, еще и пахнет помоями. Я-то надеялся на пентхаус. Еще и при моем заселении у соседки помер муженек. Пока тело не увезли медики, я ради любопытства решил поглядеть на нашего счастливчика. Не каждый день сталкиваешься с человеком, который выиграл джекпот – приватную могилу на кладбище. Рот перекошен, не хватает нескольких зубов. В глазах застыло блаженство, будто он умирал с удовольствием. Что ж, это чувство он теперь вряд ли испытает снова. Кожа напоминает кожуру сгнившего яблока, а разит от него как от целого бара в разгар пятничной гулянки. Ну вы знаете такие гулянки с бурбоном и дешевыми сигаретами, которые продают из-под полы. Вот только сегодня вторник. Краем глаза я замечаю склянки с алкоголем на кухне квартиры покойного. Из них торчат маленькие трубки, такие еще используют в больницах при установке капельниц. Я говорю медикам, чтобы коронер позвонил сюда, как только узнает, что с нашим счастливчиком. Ловлю на себе взгляд вдовы покойника: старуха в багровой ночнушке, такая же развалюха, как и дом, где мне предстоит жить. Ее взгляд дышит вульгарностью.

– Он алкашом был. Все наши тридцать лет совместной жизни. Ну и поделом ему. Теперь в аду его тыщу лет будет сношать Сатана. А вообще, я Иисуса люблю. – У нее неприятный голос. Гулкий, как церковный колокол. Бросив на меня оценивающий взгляд, она удаляется обратно в квартиру. Подальше от мертвого мужа, подальше от проблем и, слава доброму парню Иисусу, подальше от меня. Вот тебе и первое дело, старина Герберт, а ты даже шмотки не распаковал. Надо будет поспрашивать у нее о муже, но мой первый рабочий день только завтра, поэтому все это может подождать.
– Ну, будешь еще жмурика нюхать, приятель? – обращается ко мне медик.

Я мотаю головой и даю отмашку, мол, увозите. Ладно, пора бы навестить участок и отчитаться о переводе.

Я выхожу в промозглую сентябрьскую ночь и закутываюсь в плащ. Из-за этого тумана стало еще холоднее, хорошо хоть, тучи закрыли луну – не будет подглядывать. Неверный свет уличных фонарей режет глаза, и я иду по опустевшим улицам один. Совсем один: ни одного огня в окнах деревянных хибар. Чувствую себя героем рассказа, который свернул не туда. Туман приглушает шаги, кажется, что иду по сахарной вате. Вот только местечко с кучами мусора, черными силуэтами домов, запахами гниения и проклятым туманом не назовешь страной сладостей и веселья из сказок. На стенах я замечаю один и тот же символ: красную букву F, заключенную в спираль. Может быть, я до сих пор сплю в автобусе? Даже если так, просыпаться я явно не собирался. Одинокий указатель с выцветшей краской встречает меня на перекрестке. «Мун-стрит» – да, вроде участок находится там. Уже через пять минут я стою перед небольшим двухэтажным зданием, на котором гордо красуется надпись: «Полицейский участок Фоггейта».

Холл встречает меня темнотой. Темнота – мой старый друг. Здесь воняет как в яме с прокаженными. Мои шаги эхом отдаются от деревянных панелей, которые знавали лучшие времена. Скрипучие ступени, готовые провалиться, – визитная карточка любой дыры. Рад, что здесь тоже следуют этой славной традиции. Перед глазами возникает дверь. На давно не мытом стекле проступает надпись: «Лейтенант Майкл Игл». На мой стук отзывается каркающий голос, который произносит: «Войдите». Передо мной возникает сгорбленная фигура, которая сидит за столом. Свет лампы освещает вытянутое лицо с паутиной морщин. Редкие волосы в беспорядке торчат в разные стороны. Он смотрит на меня слезящимися глазами.

– Лейтенант Игл? – спрашиваю я.
– Он самый, – отвечает мне человек за столом.
– Я детектив Даск. Мы с вами говорили по телефону.
– Ага, точно. Добро пожаловать на луну, детектив. – От его кряхтения у меня начинает сосать под ложечкой. – В тысяче миль от цивилизации, холодная, как соски эскимоски. Вдохнешь здешнего воздуха – и, считай, уже покойник. Вам нужен стол? – он указывает трясущейся рукой на дверь, за которой во мраке спрятались рабочие места полицейских. – Выбирайте любой, можете работать прямо из бара, мне без разницы. Все равно у меня на весь участок два с половиной детектива.
– Два с половиной? – Мне не интересно, просто пытаюсь вести вежливую беседу с начальством. Хотя предложение про бар мне понравилось.
– У Хексли ноги отчекрыжили, а Лаймона не хватает на все, ну и вы, конечно, мистер Даск. В моей юрисдикции весь Фоггейт. Весь этот паршивый городишко. – Лейтенант потирает лоб и морщится. – Короче, меня не волнует, как вы будете выполнять свою работу. Да и наверняка вы с комиссаром уже обо всем договорились. В общем, я мешать не буду. Хотите работать без напарника – мне плевать, делайте что посчитаете нужным, – он тычет мне в лицо крючковатым пальцем.

Коршун по имени Игл продолжает:
– Скоро вы поймете, что тут бесполезно пытаться что-то сделать. Мы в аду. Вы и я. Наверняка вас перевели просто затем, чтобы я не помер здесь в одиночестве, и за это я премного благодарен. Думаю, мы станем друзьями. – Он откидывается в кресле. Кажется, этот разговор высосал из него все силы. – Мне сегодня еще кучу таблеток принимать, – лейтенант закрывает глаза. Я молча разворачиваюсь и выхожу. В голове возникает совершенно непрошеное воспоминание: больница в Большом Городе, на койке лежит мужчина лет тридцати с перевязанной головой. «Молодые парни, вроде тебя, Герб, считают, что никогда ничего не забудут, а я завтра не вспомню, что ты приходил навестить меня, напарник». Черт, Ричи, ты был хорошим человеком. Я возвращаюсь в полицейский участок на Мун-стрит. Рядом с кабинетом лейтенанта будто по волшебству возникает секретарша. Ее тонкие пальцы летают над клавишами пишущей машинки. Я направляюсь к ней.
– Выхожу на дежурство только завтра, но… – начинаю я. Но голос этой певчей птички перебивает меня и мои попытки действовать по уставу.
– Плевать. Меня бросил муж. – Еще немного, и она превратится в фурию.
– Ох, черт, сожалею. – Я пытаюсь казаться джентльменом.
– Из-за шавки.
– Шавки?
– Вот ведь сука. Шлюха избалованная. Ходит вся в мехах, наманикюренная. – Ее милое личико искажается, она скалит зубы, но все равно не прекращает печатать. Пора ретироваться, я этого нытья наслушался за годы службы, да она и не в моем вкусе. Не люблю брюнеток, тем более с каре.
– Чем ему ногти мои не угодили? Я и костюм ради него носила.
– Пойду-ка я… У вас же есть номер телефона дома, где я остановился? – Я не получаю ответа. Ладно, черт с ними. Захотят – найдут. Лучше провести вечер с пользой.
По пути я видел бар. Надеюсь, за время, которое я провел в участке, он не развалился. Старый добрый бурбон, жди меня. Я выхожу из здания и растворяюсь среди улиц Туманного города.


Подпишитесь на рассылку новых материалов сайта



Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

− 6 = 2